Уже в последней трети XVIII в. в России наблюдается заметное оживление предпринимательской деятельности — появляется все больше промышленных заведений, растет число городов и промысловых сел, постоянно увеличивается экспорт хлеба и спрос на него внутри страны. Этому способствовали стабильность государственных налогов, просуществовавшая до конца XVIII в., революция цен и вовлечение России в европейский рынок. Эти процессы продолжались и в первой половине XIX в. За первые десятилетия XIX в. вывоз хлеба из России вырос в несколько раз и достиг, по различным оценкам, 69—95 млн.. пудов в год. Особенно расширилась хлебная торговля после 1846 г., когда в Англии были отменены пошлины на ввоз хлеба. По официальным подсчетам, ежегодный сбыт хлеба внутри России в 9 раз превосходил вывоз в зарубежные страны. Сельскохозяйственное производство все крепче связывалось с внутренним и внешним рынком, приобретая все более товарный характер, усиливалась межрегиональная специализация.

В связи с непрерывным ростом населения, торговли и промышленности значительно расширилась посевная площадь во всех губерниях европейской России: чтобы получить больше земледельческих продуктов, поднималась нетронутая целина, распахивались луга, леса и заросли кустарника. В южноукраинских губерниях и в области войска Донского пахотные угодья увеличились с конца XVIII в. к середине XIX в. больше чем втрое.

В старых обжитых районах, даже в черноземных местностях, почва истощалась, и поэтому по инициативе наиболее хозяйственных помещиков в 1830—1850 гг. возникло 20 новых земледельческих обществ, которые ставили своей задачей определение мер для подъема сельского хозяйства. Деятельность этих обществ охватила Прибалтику, Украину, Центральный черноземный район, Поволжье, Закавказье и отчасти нечерноземную полосу. Эти общества изучали местные природные условия, вводили более эффективные способы ведения хозяйства, создавали с этой целью опытные фер мы и хутора, проверяли действие усовершенствованных машин и орудии. Некоторые сельскохозяйственные общества издавали специальные журналы, в различных земледельческих районах было устроено несколько десятков сельскохозяйственных выставок, где представлялись образцы растений, усовершенствованные орудия, наиболее ценные породы лошадей, овец и крупного рогатого скота.

Особое внимание было обращено на замену стародавних, примитивных орудий более совершенными. Раньше других стали распространяться молотилки и веялки. Затем начали вводить сортировки для отбора зерна, сеялки, равномерно разбрасывавшие семена, и другие орудия. Медленнее, несмотря на острую необходимость ускорения уборки урожая находили применение жатвенные машины: импортные жатки были дорогими и мало приспособленными к российским условиям земледелия, а создать отечественную дешевую, быстро работающую жатку не удавалось. Вначале сельскохозяйственные машины ввозились из-за границы, позднее стали производиться и в самой России.

С целью повышения доходности имений некоторые помещики стали вводить новые сельскохозяйственные культуры. На Правобережной Украине, например, появились обширные плантации сахарной свеклы, на Левобережной Украине — табака, в южных губерниях и в Нижнем Поволжье расширились посевы подсолнечника, почти повсеместно увеличивалась посадка картофеля. В Нечерноземье паровые поля начали занимать посевами трав — клевера, люцерны, тимофеевки. Больше внимания теперь обращалось на необходимость удобрения полей навозом, отбора семян для посева, более глубокой вспашки.

Передовую роль в улучшении сельского хозяйства играла Прибалтика. В прибалтийских имениях повышение уровня агротехники носило более широкий и всесторонний характер; местами здесь применяли бобовые растения, вводили искусственные удобрения, вели упорную борьбу с сорняками.

Отдельные островки передового сельского хозяйства были рассеяны и в других местах европейской части России. Примером предпринимательского помещичьего хозяйства может служить крупное имение А. Реброва в Пятигорском округе Предкавказья. На 599 десятинах плодородной пашни Ребров собирал большой урожай пшеницы, которую сбывал как на местных рынках, так и на Дону и Черноморском побережье. Большие доходы приносили помещику разведение овощей для ближайших городов, сенокосы и особенно виноградники. В имении были также тутовый сад, образцовое шелкомотальное производство, 6 водяных мельниц, конный завод на 900 голов, большое стадо крупного рогатого скота и овец, в том числе тонкорунных. В 1842 г. Ребров получил от своего хозяйства крупный доход для того времени — около 12 тыс. руб. серебром. Характерно, что самые трудоемкие процессы при обработке садов, виноградников и огородов выполнялись не крепостными (у Реброва их было 556 душ обоего пола), а наемными работниками.

Развитие производительных сил наблюдалось и в хозяйствах зажиточных крестьян — государственных, удельных и помещичьих. Большинство участников сельскохозяйственных выставок составляли государственные крестьяне.

Многие крестьяне сами изобретали улучшенные орудия и машины: так, на выставке 1842 г. в селе Великом была выставлена трепальная машина для льна, сделанная крестьянином Х.Алексеевым, на Лебедянской выставке 1849 г. крестьянин В.Сапрыкин показал изготовленные им модели молотилки, веялки и водяной мельницы, на Вятской выставке 1854 г. демонстрировалась сенокосная машина крестьянина А. Хитрина. Некоторые крестьяне создавали опытно-показательные хозяйства. В 1857 г. в Вятской губернии насчитывалось несколько сотен таких доходных предпринимательских усадеб. В 1850-е годы особенно выделялся своими опытами крестьянин Нолинского уезда Вятской губернии Е. Метелев: он следил за текущей агрономической литературой, поддерживал связи с Московским обществом сельского хозяйства и двумя учебными фермами, закупал семена улучшенных сортов и проводил опыты их посевов. У Метелева было большое стадо скота. Для повышения плодородия глинистой почвы он использовал навоз. На его усадебном огороде вызревали отличные овощи, а фруктовый сад давал хороший урожай. Нередко хозяйства государственных крестьян по продуктивности превосходили хозяйства соседних помещиков.

Технические нововведения применялись также в хозяйствах удельных крестьян, занимавших среднее положение между помещичьими и государственными крестьянами и плативших оброк царской семье. В 40—50-е годы в Симбирском удельном имении широко использовались конный английский плуг, веялки и молотилки. В 1844 г. удельный крестьянин вятского имения Сенин изобрел молотилку, которая по простоте, удобству и дешевизне была признана лучшей в России.

В деревнях всех категорий в 1830—1850 гг. шло расслоение крестьян: с одной стороны, выделялись разбогатевшие хозяева, а с Другой — обедневшие земледельцы, которым приходилось ухолить на заработки.

Зажиточные крестьяне не ограничивались отведенными наделами, приобретали или брали землю в аренду. На основании Указа 1801 г. не только купцы и мещане, но и государственные крестьяне покупали незаселенные земли, в 1858 г. в государственных деревнях 33 губерний России насчитывалось около 270 тыс. таких собственников, которым принадлежало более 1 млн. десятин земли, в основном пашни.

Удельные крестьяне приобретали землю с разрешения своего начальника. В Самарской губернии было немало таких земельных собственников, имевших по 100—200 десятин каждый.

Еще большее распространение получила аренда земли у казенного или удельного ведомства, особенно в районах степного Заволжья. Арендаторами были и сельские общества, и отдельные крестьяне. В Сызранском удельном имении в 1840-е годы числилось 12 крупных арендаторов, которые снимали 20 тыс. десятин земли на 9 тыс. руб., из них крестьянин А.Рачейский снимал больше 6 тыс. десятин, за которые заплатил 3,5 тыс. руб.

Наряду с лесопромышленниками, подрядчиками и торговцами из среды крепостных крестьян выдвигались сельскохозяйственные предприниматели, сбывавшие на рынок крупные партии зерна, хмеля, льна, овощей, выращенных на собственных или арендованных землях. Чтобы вести такое хозяйство, нужно было нанимать рабочую силу: богатые крестьяне и купцы, которые не могли владеть крепостными, широко использовали батраков.

В дополнительных рабочих руках нуждались помещики, преимущественно на юге и юго-востоке, особенно применявшие более совершенные приемы агротехники и скотоводства, машины. И обедневшие крестьяне уходили из своих деревень на сезонные сельскохозяйственные работы. В небольших городах и селах на Нижней Волге в 30—50-е годы существовали настоящие “биржи труда”. По приблизительным данным, в 1850-е годы ежегодно уходили батрачить: 300 тыс. человек на Южную Украину, 150 тыс. — в Заволжье, 120 тыс. — в Прибалтику, 130—150 тыс. человек — в остальные регионы.

Но все эти положительные изменения в сельском хозяйстве России первой половины XIX в. были очень ограниченными. Даже основная масса государственных крестьян, юридически свободных и более независимых, состояла из середняков, которые вели самостоятельное трудовое хозяйство; крестьян, которые были вынуждены сократить свое хозяйство или вовсе его забросить, было немного. По данным псковской подворной переписи, государственных крестьян, обрабатывавших исключительно собственную землю, было 56%, а оставивших земледелие — только 6%. Крестьян, создававших крепкие хозяйства предпринимательского типа, а их были десятки и даже сотни тысяч, было все же ничтожно мало по сравнению с общей массой. Так, в 1858—1859 гг. ревизских душ (т.е. крестьян мужского пола) в русских губерниях насчитывалось — помещичьих 6 577 159 человек (45,97%), государственных — 6 772 375 (47,34%), удельных - 957 140 (6,69%), а всего -14 306 673 человека.

Число передовых помещиков, переходивших на новую агротехнику, составляло приблизительно 3-4% общего их числа, процент крестьянских хозяйств такого типа был еще меньше. Развитие производительных сил в сельском хозяйстве происходило не столько в форме радикального обновления агротехники и полеводства, сколько путем расширения посевных площадей и освоения новых малозаселенных районов, т.е. преобладали экстенсивные формы развития.

Подавляющее большинство помещиков стремились повысить доходность своих имений старыми способами: расширением барской запашки за счет крестьянских наделов, увеличением барщинных дней и оброка. Так, в Харьковской и Полтавской губерниях помещики имели больше 68% удобной земли, а в Екатеринослав-ской — больше 80%. В Рязанской и Тамбовской губерниях по сравнению с 1780 г. барская запашка увеличилась в 1,5—2 раза. Больше всего пострадали крестьяне мелкопоместных имений. Все чаще помещики отбирали у крестьян всю землю и переводили их на месячину. В конце 1850-х годов в Полтавской и Харьковской губерниях безземельные крестьяне составляли почти четверть всех крепостных. В мелкопоместных имениях европейской части России таких крестьян было около половины, а в Курской губернии все крепостные мелких помещиков жили в барских усадьбах в качестве дворовых или батраков.

Крестьянское малоземелье, усиливаемое ростом населения, наблюдалось во всех губерниях старого заселения: в нечерноземном районе вместо положенных 8 десятин на ревизскую душу приходилось от 1,5 до 3 десятин, в черноземных губерниях вместо 5 десятин крестьяне имели от 2 до 4 десятин.

Увеличивалась численность крестьян, отбывавших барщину: к началу 1860-х годов в черноземном центре таких крестьян было более 70%, в Поволожье — более 73%, а на Украине — от 97 до 99%. Крестьянам назначались непосильные нормы, закон 1797 г. о трех днях барщины в неделю большей частью не исполнялся.

Повышалась и оброчная повинность. Если в конце XVIII в. средняя сумма оброка составляла 7 руб. 50 коп. с души, то к концу 1850-х годов она поднялась в нечерноземных губерниях до 17-27 руб.

Уменьшение наделов и увеличение повинностей вели к упадку крестьянского хозяйства: по официальным данным, в 6 губерниях Центральночерноземного района на каждую ревизскую душу было собрано в среднем в 1840-х годах по 3,15 четверти, а в 1850-х годах — по 2,66 четверти зерновых.

Упадок крестьянского хозяйства в условиях крепостного строя неизбежно приводил к упадку помещичьих имений: крепостные крестьяне обрабатывали барские поля, используя собственные орудия и рабочий скот. В 1859 г. числилось заложенными более 7 млн. крестьян (66% всех крепостных) на сумму 425 млн. руб. серебром. В некоторых губерниях, например в Нижегородской и Калужской, под залогом состояло от 78 до 93% всех имений.

Помещики заводили свеклосахарные и винокуренные заводы, суконные и полотняные мануфактуры, но не будучи способными конкурировать с вольнонаемными, они становились все менее доходными. Некоторые помещики выдавали крестьянам денежные премии или “нанимали” своих крепостных. Но все эти меры давали незначительный результат.

Положение удельных и государственных крестьян было лучше, но и они страдали от роста податей, многочисленных дополнительных повинностей, малоземелья, а переселение на малозаселенные земли сопровождалось злоупотреблениями чиновников, волокитой и страданиями для переселенцев.

В XVIII в. размер подушной подати в течение 70 лет после ее введения не изменялся, но, начиная с 1795 г., только Александр 1 за короткое время —с1810по1818г.—4 раза увеличивал подушный оклад, доведя его с 1 руб. 26 коп. до 3 руб. 30 коп. Выросли и особые оклады.

Не раз уже говорилось, что государственные подати и натуральные повинности в течение веков подрывали возможности для крестьянского хозяйства не только расширенного, но и простого воспроизводства, что в сочетании с природно-климатическими особенностями предопределяло замедленность социально-экономического развития России. Все это справедливо и для XIX в. Более того, даже некоторые крупные чиновники в то время стали это понимать. Так, министр финансов Канкрин в 1826 г. признавал обложение крестьян чрезмерным. Растущим осознанием объективных причин недоимок объясняются и попытка переложения оброчной подати государственных крестьян с душ на землю, и проведение кадастра (для удельных крестьян такое нововведение было проведено более или менее успешно).

Тяжело отразилась на положении крестьян Крымская война. Рекрутские наборы и призывы в ополчение в 1853—1855 гг. изъяли из сельскохозяйственного производства около 1,5 млн. работников. Кроме того, только государственная деревня выделила в эти же годы 15 млн. подвод для перевозок грузов и 18 млн. конных и пеших работников для починки и строительства дорог и дорожных сооружений.

В помещичьей деревне 34 губерний европейской части России шло сокращение посевов, которое в 1856 г. по сравнению с 1852 г. достигло 35%. Чистые сборы хлеба на душу населения в предвоенное десятилетие (1840—1850 гг.) составили в среднем 22—24 пуда, а в 1851—1860 гг. — только 19—21 пуд. Заметен упадок животноводства: в 1840—1850 гг. на 100 душ населения приходилось 79 голов крупного рогатого скота, в 1851—1860 гг. — 67, а поголовье лошадей сократилось на 24%.

Одной из причин отсталости сельского хозяйства было также общинное пользование землей, широко распространенное в губерниях европейской части России. Помещики и казна искусственно поддерживали отжившую поземельную общину: время от времени “мир” переделял землю между крестьянами, чтобы сохранить за каждым домохозяином способность отбывать повинности. В условиях растущего малоземелья и обеднения деревни такая система была выгодна землевладельцам, государству и бедноте, но невыгодна середнякам и зажиточным крестьянам. Отсутствие уверенности, что после передела сохранится тот же надел, стесняло личную предприимчивость, отбивая охоту лучше обрабатывать землю. При общинном землепользовании господствовал принудительный севооборот. С общиной также были связаны круговая порука, затруднение мобилизации земли в руках наиболее дельных хозяев, сохранение психологии уравниловки и иждивенчества.

Общие сборы зерновых в России к середине XIX в. продолжали расти, в основном за счет расширения посевных площадей в малонаселенных и только осваиваемых районах, но общая отсталость сельского хозяйства, низкая урожайность и производительность труда в крепостных имениях и малоземельных крестьянских хозяйствах (в том числе государственных крестьян) требовали большого количества рабочих рук, препятствовали сокращению числа занятых в сельском хозяйстве и переливу рабочей силы в промышленность и торговлю. Все это неизбежно и замедляло общее экономическое развитие России, и угрожало ее доходам от экспорта хлеба: на европейском рынке хлеба появился опасный конкурент — американский фермер. Если в 1830-е годы объем вывоза русского хлеба в Европу на целых 86% превышал североамериканский, то в 1840-е годы — только на 48%.

А вот какие впечатления вынес личный секретарь великого князя Константина Николаевича А. Головнин, который в 1860 г. ездил по поручению начальника собирать местные сведения по крестьянскому делу: “Более всего поражает в настоящее время в средних и южных губерниях России истощение их и медленность всякого развития народного благосостояния. Доказательством тому служит, что между двумя последними ревизиями население почти не увеличилось, что в городах и селах весьма мало видно новых построек, а часто встречаются каменные дома... которые теперь стоят пустыми и разрушаются. По общему отзыву жителей, в последние тридцать лет уменьшилось значительно число скота и даже домашней птицы, и все предметы крайне вздорожали, особенно в последние годы... Все сие становится весьма понятным, естественным, если вспомнить, что в последние 40 лет извлекался из помянутых губерний возможно больший доход и брались усиленные рекруты и между тем ничего на эти губернии не издерживалось. Самая плодородная почва истощается при таком хозяйстве”'.