1.1. Предмет социальной психологии в историческом развитии

1.2. Методология и методы социальной психологии

1.3. Проблематика исследований в социальной психологии

1.1. Предмет социальной психологии в историческом развитии

Социальная психология занимает специфическое место в системе научного знания. Возникнув и развиваясь на стыке наук - психологии и социологии, социальная психология до сих пор сохраняет свой особый статус, который приводит к тому, что каждая из "родительских" дисциплин довольно охотно включает ее в себя в качестве составной части. Такая неоднозначность положения научной дисциплины имеет много различных причин. Главной из них является объективное существование такого класса фактов общественной жизни, которые сами по себе могут быть исследованы лишь при помощи объединенных усилий двух наук: психологии и социологии. С одной стороны, любое общественное явление имеет свой "психологический" аспект, поскольку связаны с внутренними факторами, определяющими поведение людей, наделенных сознанием и волей. С другой стороны, в ситуациях совместной деятельности людей возникают совершенно особые типы связей между ними, связей общения и взаимодействия, и анализ их невозможен вне системы психологического знания. Другой причиной двойственного положения социальной психологии является история развития этой дисциплины, которая вызревала в недрах одновременно и психологического, и социологического знания и в полном смысле слова родилась "на перекрестке этих двух наук. Все это создает немалые трудности, как в определении предмета социальной психологии, так и в определении круга ее проблем.

Отечественная традиция в социальной психологии исходит из признания того факта, что, несмотря на пограничный характер, социальная психология является частью психологии (хотя существуют и другие течки зрения, например, отнесение социальной психологии к социологии). Следовательно, определение круга ее проблем будет означать выделение из психологической проблематики тех вопросов, которые относятся к компетенции именно социальной психологии. Поскольку психологическая наука в нашей стране в определении своего предмета исходит из принципа деятельности, можно условно обозначить специфику социальной психологии как изучение закономерностей поведения и деятельности людей, обусловленных их включением в социальные группы, а также психологических характеристик самих этих групп.

Несмотря на то, что в современной социальной психологии дискуссии о предмете утратили былую остроту по-прежнему актуальным остается вопрос о границах между социальной психологией и социологией с одной стороны и между социальной психологией и общей психологией с другой.

Структура современной социологии характеризуется при помощи выделения трех уровней: общей социологической теории, специальных социологических теорий (например, теории личности), конкретных социологических исследований. Следовательно, в системе теоретического знания имеются два уровня, каждый из которых соприкасается непосредственно с проблемами социальной психологии. На уровне общей теории исследуются, например, проблемы соотношения общества и личности, общественного сознания и социальных институтов, власти и справедливости и т.п. Но именно эти же проблемы представляют интерес и для социальной психологии. Следовательно, здесь проходит одна из границ. В области специальных социологических теорий можно найти несколько таких, где очевидны и социально-психологические подходы, например, социология массовых коммуникаций, общественного мнения, социология личности. В этой сфере особенно трудны разграничения, и само понятие "границы" весьма условно.

Таким образом, в данной области по предмету различий часто обнаружить не удается, они прослеживаются лишь при помощи выделения специфических аспектов исследования, специфического угла зрения на ту же самую проблему.

Граница между общей психологией и социальной психологией является вопросом еще более сложным. Специфическая проблематика социальной психологии ближе всего к той части общей психологии, которая обозначается как психология личности. Упрощенно было бы думать, что в общей психологии исследуется личность вне ее социальной детерминации, а лишь социальная психология изучает эту детерминацию. Весь смысл постановки проблемы личности, в частности, в отечественной школе психологии, в том и заключается, что личность с самого начала рассматривается как "заданная" обществом. А.Н.Леонтьев отмечает, что деятельность конкретных индивидов может протекать в двух формах: в условиях открытой коллективности или с глазу на глаз с окружающим предметным миром. Но "в каких бы, однако, условиях и формах ни протекала деятельность человека, какую бы структуру она ни приобретала, ее нельзя рассматривать как изъятую из общественных отношений, из жизни общества" (Леонтьев, 1975. С. 82).

В отличии от психологии личности, у социальной психологии более короткая история. Пик творчества большинства классиков психологии личности пришелся на первую половину XX века. Исследования актуальных проблем и открытия в области социальной психологии происходят и по сей день.

Известный американский профессор психологии Дэвид Майерс так определяет отличия социальной психологии от социологии и психологии личности:

Социальная психология "…стремится быть более индивидуальной по своему содержанию и более экспериментальной в своих методах, чем другие области социологии. По сравнению с психологией личности социальная психология менее сосредоточена на различиях между индивидами и более – на том, как люди в общем оценивают друг друга и влияют друг на друга."

С этой точки зрения в общей психологии исследуется структура потребностей, мотивов личности и т.д. И, тем не менее, остается класс специфических задач для социальной психологии. Не говоря уже о тех задачах, которые просто не решаются общей психологией (динамика развития межличностных отношений в группах, сама природа совместной деятельности людей в группах и формы складывающегося общения и взаимодействия), даже относительно личности у социальной психологии есть своя собственная точка зрения и на эту "границу": как конкретно действует личность в различных реальных социальных группах - вот проблема социальной психологии.

Социальная психология должна не просто ответить на вопрос о том, как формируются мотивы, потребности, установки личности, но почему именно такие, а не иные мотивы, потребности, установки сформировались у данной личности, в какой мере все это зависит от группы, в условиях которой эта личность действует и т.д.

Рисунок 1. В.Вундт (1832 – 1920)

Определение предмета и комплекса проблем, изучаемых социальной психологией началось приблизительно в тот же период, что и в общей психологии – в последней трети XIX века. Один из основателей эмпирической психологии Вильгельм Вундт считал, что социальная психология, или "психология народов" рассматривает в качестве своего предмета язык, мифы, обычаи, искусство, религию.

Впервые свои идеи по этому поводу Вундт сформулировал в 1863 г. в "Лекциях о душе человека и животных". Основное же развитие идея получила в 1900 гг. в первом томе десятитомной "Психологии народов". Уже в "Лекциях" на основании курса, прочитанного в Гейдельберге, Вундт изложил мысль о том, что психология должна состоять из двух частей: физиологической психологии и психологии народов. Соответственно каждой части Вундтом были написаны фундаментальные работы, и вот именно вторая часть была изложена в "Психологии народов". С точки зрения Вундта, физиологическая психология является экспериментальной дисциплиной, но эксперимент не пригоден для исследования высших психических процессов - речи и мышления. Поэтому именно с этого "пункта" и начинается психология народов. В ней должны применяться иные методы, а именно анализ продуктов культуры: языка, мифов, обычаев, искусства.

В. Вундт "Психологии народов"

1. Задачи психологии народов

<...> Единственная точка зрения, с которой можно рассматривать все психические явления, связанные с совместной жизнью людей, — психологическая. А так как задачей психологии является описание данных состояний индивидуального сознания и объяснение связи его элементов и стадий развития, то и аналогичное генетическое и причинное исследование фактов, предполагающих для своего развития духовные взаимоотношения, существующие в человеческом обществе, несомненно также должно рассматриваться как объект психологического исследования.

Действительно, Лацарус и Штейнталъ противопоставили в этом смысле индивидуальной психологии— психологию народов. Присмотримся прежде всего поближе к программе, предпосланной Лацарусом и Штейнталем их специально психологии народов посвященному журналу: “Zeitschrift fur Volkerpsychologie und Sprachwissenschaft”.

В самом деле, программа так обширна, как только можно: объектом этой будущей науки должны служить не только язык, мифы, религия и нравы, но также искусство и наука, развитие культуры в общем и в ее отдельных разветвлениях, даже исторические судьбы и гибель отдельных народов, равно как и история всего человечества. Но вся область исследования должна разделяться на две части: абстрактную, которая пытается разъяснить общие условия и законы “национального духа” (Volksgeist), оставляя в стороне отдельные народы и их историю, и конкретную, задача которой — дать характеристику духа отдельных народов и их особые формы развития. Вся область психологии народов распадается, таким образом, на “историческую психологию народов” (Vollergeschichtlische Psychologic) и “психологическую этнологию” (Psychologische Ethnologic). <...>

Лацарус и Штейнталь отнюдь не просмотрели тех возражений, которые прежде всего могут прийти в голову по поводу этой программы. Прежде всего они восстают против утверждения, что проблемы, выставляемые психологией народов, уже нашли свое разрешение в истории и ее отдельных разветвлениях: хотя предмет психологии народов и истории в ее различных отраслях один и тот же, однако метод исследования различен. <...>

Едва ли представители истории и различных других наук о духе удовольствуются уделенной им в подобном рассуждении ролью. В сущности, она сведена к тому, что историки должны служить будущей психологии народов и работать на нее. <...>

Но здесь сейчас же приходит на ум возражение, что столь различные по своему характеру области, в сущности, совсем не допускают сравнения между собой, так как возникают и развиваются они в совершенно различных условиях.

В особенности ясно проявляется это, в данном случае, в несравненно более тесной связи общих дисциплин со специальными в науках о духе. <...> В развитии душевной жизни частное, единичное несравненно более непосредственным образом является составной частью целого, чем в природе. <...>

Общая задача всюду заключается не просто в описании фактов, но в то же время и в указании их связи и, насколько это в каждом данном случае возможно, в их психологической интерпретации. К какой бы области, следовательно, ни приступила со своими исследованиями психология народов, всюду она находит, что ее функции уже выполняются отдельными дисциплинами. <...>

2. Программа исторической науки о принципах

Но должны ли мы в виду вышеизложенных сомнений вообще отрицать право психологии народов на существование?

<...> Различение между душой и духом, которое и без того уже перенесло понятие души из психологии в метафизику или даже в натурфилософию, в психологии совершенно лишено объекта. Если она и называет, согласно традиционному словоупотреблению, объект своего исследования душой, то под этим словом подразумевается лишь совокупность всех внутренних переживаний. Многие из этих переживаний, несомненно, общи большому числу индивидуумов; мало того, для многих продуктов душевной жизни, например языка, мифических представлений, эта общность является прямо-таки жизненным условием их существования. Почему бы в таком случае не рассматривать с точки зрения актуального понятия о душе эти общие образования представлений, чувствования и стремления как содержание души народа, почему этой “душе народа” мы должны приписывать меньшую реальность, чем нашей собственной душе?

<...> Реальность души народа для нашего наблюдения является столь же изначальной, как и реальность индивидуальных душ, так как индивидуум не только принимает участие в функциях общества, но в еще большей, может быть, степени зависит от развития той среды, к которой он принадлежит.

<...> Душевная жизнь в сознании человека иная, чем в сознании высших животных, отчасти даже психика культурного человека отличается от психики дикаря. И совершенно тщетны были бы надежды на то, что когда-нибудь нам удастся вполне подвести душевные явления высшей ступени развития под те же “законы”, которым подчинена психика на низшей ступени эволюции. Тем не менее между обеими ступенями развития существует тесная связь, которая и помимо всяких допущений генеалогического характера ставит перед нами задачу рассмотрения законов высшей ступени развития душевной жизни в известном смысле как продукта эволюции низшей ступени. Все духовные явления втянуты в тот поток исторической эволюции, в котором прошлое хотя и содержит в себе задатки развития законов, пригодных для будущего, однако эти законы никогда не могут быть исчерпывающим образом предопределены прошлым. Поэтому в каждый данный момент можно в крайнем случае предсказать направление будущего развития, но никогда не самое развитие. <...>

Индивидуум не менее, чем какая-либо группа или общество, зависит от внешних влияний и от процесса исторического развития; поэтому одной из главных задач психологии навсегда останется исследование взаимодействия индивидуумов со средой и выяснение процесса развития. <...>

3. Главные области психологии народов

Остаются, в конце концов, три большие области, требующие, по-видимому, специального психологического исследования, три области, которые — ввиду того, что их содержание превышает объем индивидуального сознания — в то же время обнимают три основные проблемы психологии народов: язык, мифы и обычаи. <...>

От истории в собственном смысле слова эти три области отличаются общезначимым характером определенных духовных процессов развития, проявляющихся в них. Они подчиняются, в отличие от продуктов исторического развития в тесном смысле этого слова, общим духовным законам развития. <... >

Психология народов, со своей стороны, является частью общей психологии, и результаты ее часто приводят к ценным выводам и в индивидуальной психологии, так как язык, мифы и обычаи, эти продукты духа народов, в то же время дают материал для заключений также и о душевной жизни индивидуумов. Так, например, строй языка, который, сам по себе взятый, является продуктом духа народа, проливает свет на психологическую закономерность индивидуального мышления. Эволюция мифологических представлений дает образец для анализа созданий индивидуальной фантазии, а история обычаев освещает развитие индивидуальных мотивов воли.

Итак, психология народов — самостоятельная наука наряду с индивидуальной психологией, и хотя она и пользуется услугами последней, однако и сама оказывает индивидуальной психологии значительную помощь.

<...> В этих областях искомый характер общей закономерности сочетается с выражающимся в жизни как индивидуума, так и народов характером исторического развития. Язык содержит в себе общую форму живущих в духе народа представлений и законы их связи. Мифы таят в себе первоначальное содержание этих представлений в их обусловленности чувствованиями и влечениями. Наконец, обычаи представляют собой возникшие из этих представлений и влечений общие направления воли. Мы понимаем поэтому здесь термины миф и обычаи в широком смысле, так что термин “мифология” охватывает все первобытное миросозерцание, как оно под влиянием общих задатков человеческой природы возникло при самом зарождении научного мышления; понятие же “обычаи” обнимает собой одновременно и все те зачатки правового порядка, которые предшествуют планомерному развитию системы права, как историческому процессу.

Таким образом, в языке, мифах и обычаях повторяются, как бы на высшей ступени развития, те же элементы, из которых состоят данные, наличные состояния индивидуального сознания. Однако духовное взаимодействие индивидуумов, из общих представлений и влечений которых складывается дух народа, привносит новые условия. Именно эти новые условия и заставляют народный дух проявиться в двух различных направлениях, относящихся друг к другу приблизительно как форма и материя — в языке и в мифах. Язык дает духовному содержанию жизни ту внешнюю форму, которая впервые дает ему возможность стать общим достоянием. Наконец, в обычаях это общее содержание выливается в форму сходных мотивов воли. Но подобно тому как при анализе индивидуального сознания представления, чувствования и воля должны рассматриваться не как изолированные силы или способности, но как неотделимые друг от друга составные части одного и того же потока душевных переживаний, точно так же и язык, мифы и обычаи представляют собой общие духовные явления, настолько тесно сросшиеся друг с другом, что одно из них немыслимо без другого. Язык не только служит вспомогательным средством для объединения духовных сил индивидуумов, но принимает сверх того живейшее участие в находящем себе в речи выражение содержании; язык сам сплошь проникнут тем мифологическим мышлением, которое первоначально бывает его содержанием. Равным образом и мифы, и обычаи всюду тесно связаны друг с другом. Они относятся друг к другу так же, как мотив и поступок: обычаи выражают в поступках те же жизненные воззрения, которые таятся в мифах и делаются общим достоянием благодаря языку. И эти действия в свою очередь делают более прочными и развивают дальше представления, из которых они проистекают. Исследование такого взаимодействия является поэтому, наряду с исследованием отдельных функций души народа, важной задачей психологии народов. <...>

Если поэтому на первый взгляд и может показаться странным, что именно язык, мифы и обычаи признаются нами за основные проблемы психологии народов, то чувство это, по моему мнению, исчезнет, если читатель взвесит то обстоятельство, что характер общезначимости основных форм явлений наблюдается преимущественно в указанных областях, в остальных же — лишь поскольку они сводятся к указанным трем. Предметом психологического исследования, которое имеет своим содержанием народное сознание в том же смысле, в каком индивидуальная психология имеет содержанием индивидуальное сознание, может быть поэтому, естественным образом, лишь то, что для народного сознания обладает таким же общим значением, какое для индивидуального сознания имеют исследуемые в индивидуальной психологии факты. В действительности, следовательно, язык, мифы и обычаи представляют собой не какие-либо фрагменты творчества народного духа, но самый этот дух народа в его относительно еще не затронутом индивидуальными влияниями отдельных процессов исторического развития виде.

Вундт отказался от неопределенного понятия "духа целого" и придал психологии народов несколько более реалистический вид, что позволило ему даже предложить программу эмпирических исследований для изучения языка, мифов и обычаев. Психология народов в его варианте закреплялась как описательная дисциплина, которая не претендует на открытие законов. В России идеи психологии народов развивались в учении известного лингвиста А.А.Потебни. Основная идея концепции является общей: психология сталкивается с феноменами, коренящимися не в индивидуальном сознании, а в сознании народа, и поэтому должен быть как минимум специальный раздел этой науки, который и будет заниматься названными проблемами, применяя особые, отличные от обычной психологии, методы. Несмотря на известные упрощения, эта концепция поставила принципиальный вопрос о том, что существует нечто кроме индивидуального сознания, характеризующее психологию группы, и индивидуальное сознание в определенной степени задается ею.

Рисунок 2. Л.С.Выготский (1896 – 1934) - выдающийся отечественный психолог, создатель культурно-исторической концепции развития высших психических функций.

Занимался проблемами общей методологии и теории психологии, восприятия искусства, а также разработал оригинальную теорию аномального развития ребенка. Оказал существенное влияние как на отечественную, так и на зарубежную психологию.

Позже, в 20-е годы XX века, выдающийся российский психолог Л.Выготский назвал явления выделяемые Вундтом "сгустками идеологии", "кристаллами". По его мнению, задача психолога заключается не в том, чтобы изучать эти "кристаллы", а в том, чтобы изучить сам "раствор" в котором происходит процесс кристаллизации. Но "раствор" нельзя изучить так, как предлагал другой выдающийся оппонент Выгодского – В.М.Бехтерев, т.е. вывести коллективную психику из индивидуальной. Выготский не соглашается с той точкой зрения, что дело социальной психологии – изучение психики собирательной личности. Работы Выготского заложили фундамент отечественной традиции в трактовке предмета социальной психологи.

В. М. Бехтерев

Бехтерев выступал с предложением создать особую науку - рефлексологию. Определенную отрасль ее он предложил использовать для решения социально-психологических проблем. Эту отрасль Бехтерев назвал "коллективной рефлексологией" и считал, что ее предмет - это поведение коллективов, поведение личности в коллективе, условия возникновения социальных объединений, особенности их деятельности, взаимоотношения их членов. Для Бехтерева такое понимание коллективной рефлексологии представлялось преодолением субъективистской социальной психологии, это преодоление он видел в том, что все проблемы коллективов толковались как соотношение внешних влияний с двигательными и мимико-соматическими реакциями их членов. Социально-психологический подход должен был обеспечиваться соединением принципов рефлексологии (механизмы объединения людей в коллективы) и социологии (особенности коллективов и их отношения с условиями жизни и классовой борьбы в обществе). В конечном итоге предмет коллективной рефлексологии определялся следующим образом: "изучение возникновения, развития и деятельности собраний и сборищ.., проявляющих свою соборную соотносительную деятельность как целое, благодаря взаимному общению друг с другом входящих в них индивидов" (Бехтерев, 1921. С. 40).

В. М. Бехтерев

Хотя в таком подходе и содержалась полезная идея, утверждающая, что коллектив есть нечто целое, в котором возникают новые качества и свойства, возможные лишь при взаимодействии людей, общая методологическая платформа оказывалась весьма уязвимой. Вопреки замыслу эти особые качества и свойства интерпретировались как развивающиеся по тем же законам, что и качества индивидов. Это было данью механицизму, который пронизывал всю систему рефлексологии. Механицизм, в частности, проявился и в том, как в коллективной рефлексологии соединялись биологическое и социальное в человеке: хотя личность и объявлялась продуктом общества, но при конкретном ее рассмотрении в основу были положены ее биологические особенности и прежде всего социальные инстинкты. Более того, при анализе социальных связей личности для их объяснения по существу допускались законы неорганического мира (закон тяготения, закон сохранения энергии), хотя сама идея такой редукции и подверглась критике. Поэтому, несмотря на отдельные, имеющие большое значение для развития социальной психологии находки, в целом рефлексологическая концепция Бехтерева не могла стать основой подлинно научной социальной психологии.

Работы Выготского

Важнейшую роль в развитии социально-психологическая мысли в рамках психологической науки сыграли исследования Л.С.Выготского. Можно выделить два круга вопросов в работах Выготского, которые имеют непосредственное отношение к развитию социальной психологии.

С одной стороны, это учение Выготского о высших психических функциях, которое в значительной степени реализовывало задачу выявления социальной детерминации психики (т.е., выражаясь языком дискуссии 20-х гг., "делало всю психологию социальной"). Доказав, что высшие психические функции (произвольное запоминание, активное внимание, отвлеченное мышление, волевое действие) нельзя понять как непосредственные функции мозга, Л.С.Выготский пришел к выводу, что для понимания сущности этих функций необходимо выйти за пределы организма и искать корни их в общественных условиях жизни. Усвоение общественного опыта изменяет не только содержание психической жизни, но и создает новые формы психических процессов, которые принимают вид высших психических функций, отличающих человека от животных. Таким образом, конкретные формы общественно-исторической деятельности становятся решающими для научного понимания формирования психических процессов, естественные законы работы мозга приобретают новые свойства, включаясь в систему общественно-исторических отношений. Начав с идеи об историческом происхождении высших психических функций, Выготский развил далее мысль о культурно-исторической детерминации самого процесса развития всех психических процессов. Две известные гипотезы Выготского (об опосредованном характере психических функций человека и о происхождении внутренних психических процессов их деятельности, первоначально "интерпсихической") позволяли сделать вывод, что главный механизм развития психики - это механизм усвоения социально-исторических форм деятельности. Такая трактовка проблем общей психологии давала солидную материалистическую основу для решения собственно социально-психологических проблем.

С другой стороны, в работах Л.С. Выготского решались и в более непосредственной форме социально-психологические вопросы, в частности, высказывалось свое понимание предмета социальной психологии.

“…”

Выготский не соглашается с той точкой зрения, что дело социальной психологии - изучение психики собирательной личности. Психика отдельного лица тоже социальна, поэтому она и составляет предмет социальной психологии. В этом смысле социальная психология отличается от коллективной психологии: предмет социальной психологии - психика отдельного человека, а коллективной – личная психология в условиях коллективного проявления (например, войска, церкви) (Выготский, 1987. С. 20).

На первый взгляд кажется, что эта позиция сильно отличается от современного взгляда на социальную психологию, как она была нами условно определена. Но в действительности отличие здесь чисто терминологическое: Выготский сравнивает не "общую" и "социальную" психологию (как это обычно делается теперь), а "социальную" и "коллективную". Но легко видеть, что "социальная" психология для него -это та самая общая психология, которая усвоила идею культурно-исторической детерминации психики (в терминологии 20-х гг. - это такая общая психология, которая "вся стала социальной"). Термином же "коллективная психология" Выготский обозначает тот самый второй аспект понимания социальной психологии, который не сумели увидеть многие другие психологи 20-х гг. или относительно которой они не сумели найти подлинно научной методологии исследования.

Поэтому можно по праву утверждать, что идеи Выготского, высказанные им в 20-е гг. и позже, в 30-е гг. явились необходимой предпосылкой, сформировавшейся внутри психологической науки, для того чтобы впоследствии наиболее точно определить предмет социальной психологии.

Рисунок 3. Г.Лебон (1841-1931)

Психология масс представляет собой другую форму первых социально-психологических теорий, ибо она, по предложенному выше критерию, дает решение вопроса о взаимоотношении личности и общества с "индивидуалистических" позиций. Эта теория родилась во Франции во второй половине XIX в. Истоки ее были заложены в концепции подражания Г.Тарда. С точки зрения Тарда, социальное поведение не имеет другого объяснения, кроме как при помощи идеи подражания. Официальная же, интеллектуалистически ориентированная академическая психология пытается объяснить его, пренебрегая аффективными элементами, и потому терпит неуспех. Идея же подражания учитывает иррациональные моменты в социальном поведении, поэтому и оказывается более продуктивной. Именно эти две идеи Тарда - роль иррациональных моментов в социальном поведении и роль подражания - были усвоены непосредственными создателями психологии масс. Это были итальянский юрист С. Сигеле (1868-1913) и французский социолог Г.Лебон (1841-1931). Сигеле в основном опирался на изучение уголовных дел, в которых его привлекала роль аффективных моментов. Лебон, будучи социологом, преимущественное внимание уделял проблеме противопоставления масс и элит общества. В 1895 г. появилась его основная работа "Психология народов и масс", в которой и изложена суть концепции.

Психология народов и масс

I. Общая характеристика толпы. Психологический закон ее духовного единства

<...> С психологической точки зрения слово “толпа” получает совершенно другое значение. Сознательная личность исчезает, причем чувства и идеи всех отдельных единиц, образующих целое, именуемое толпой, принимают одно и то же направление. Образуется коллективная душа, имеющая, конечно, временный характер, но и очень определенные черты. Собрание в таких случаях становится организованной толпой или толпой одухотворенной, составляющей единое существо и подчиняющейся закону духовного единства толпы.

Одного факта случайного нахождения вместе многих индивидов недостаточно для того, чтобы они приобрели характер организованной толпы.

Тысячи индивидов, отделенных друг от друга, могут в известные моменты подпадать одновременно под влияние некоторых сильных эмоций или какого-нибудь великого национального события и приобретать, таким образом, все черты одухотворенной толпы. Стоит какой-нибудь случайности свести этих индивидов вместе, чтобы все их действия и поступки немедленно приобрели характер действий и поступков толпы. <...>

Не имея возможности изучить здесь все степени организации толпы, мы ограничимся преимущественно толпой, уже совершенно организованной. Таким образом, из нашего изложения будет видно лишь то, чем может быть толпа, но не то, чем она всегда бывает. Только в этой позднейшей фазе организации толпы среди неизменных и преобладающих основных черт расы выделяются новые специальные черты и происходит ориентирование чувств и мыслей собрания в одном и том же направлении, и только тогда обнаруживает свою силу вышеназванный психологический закон духовного единства толпы. <...>

Самый поразительный факт, наблюдающийся в одухотворенной толпе, следующий: каковы бы ни были индивиды, составляющие ее, каков бы ни был их образ жизни, занятия, их характер или ум, одного их превращения в толпу достаточно для того, чтобы у них образовался род коллективной души, заставляющей их чувствовать, думать и действовать совершенно иначе, чем думал бы, действовал и чувствовал каждый из них в отдельности. <...>

Не трудно заметить, насколько изолированный индивид отличается от индивида в толпе, но гораздо труднее определить причины этой разницы. Для того чтобы хоть несколько разъяснить себе эти причины, мы должны вспомнить одно из положений современной психологии, а именно то, что явления бессознательного играют выдающуюся роль не только в органической жизни, но и в отправлениях ума. Наши сознательные поступки вытекают из субстрата бессознательного, создаваемого в особенности влияниями наследственности. В этом субстрате заключаются бесчисленные наследственные остатки, составляющие собственно душу расы. <...>

Элементы бессознательного, образующие душу расы, именно и являются причиной сходства индивидов этой расы.

Эти общие качества характера, управляемые бессознательным и существующие в почти одинаковой степени у большинства нормальных индивидов расы, соединяются вместе в толпе. В коллективной душе интеллектуальные способности индивидов и, следовательно, их индивидуальность исчезают; разнородное утопает в однородном, и берут верх бессознательные качества.

Такое именно соединение заурядных качеств в толпе и объясняет нам, почему толпа никогда не может выполнить действия, требующие возвышенного ума. Решения, касающиеся общих интересов, принятые собранием даже знаменитых людей в области разных специальностей, мало все-таки отличаются от решений, принятых собранием глупцов, так как и в том и в другом случае соединяются не какие-нибудь выдающиеся качества, а только заурядные, встречающиеся у всех. В толпе может происходить накопление только глупости, а не ума. <...>

Появление этих новых специальных черт, характерных для толпы и притом не встречающихся у отдельных индивидов, входящих в ее состав, обусловливается различными причинами. Первая из них заключается в том, что индивид в толпе приобретает, благодаря только численности, сознание непреодолимой силы, и это сознание дозволяет ему поддаваться таким инстинктам, которым он никогда не дает волю, когда бывает один. В толпе же он менее склонен обуздывать эти инстинкты, потому что толпа анонимна и не несет на себе ответственности. Чувство ответственности, сдерживающее всегда отдельных индивидов, совершенно исчезает в толпе.

Вторая причина — заразительность или зараза — также способствует образованию в толпе специальных свойств и определяет их направление. Зараза представляет собой такое явление, которое легко указать, но не объяснить; ее надо причислить к разряду гипнотических явлений, к которым мы сейчас перейдем. В толпе всякое чувство, всякое действие заразительно, и притом в такой степени, что индивид очень легко приносит в жертву свои личные интересы интересу коллективному. Подобное поведение, однако, противоречит человеческой природе, и потому человек способен на него лишь тогда, когда он составляет частицу толпы.

Третья причина, и притом самая главная, обусловливающая появление у индивидов в толпе таких специальных свойств, которые могут не встречаться у них в изолированном положении, — это восприимчивость к внушению; зараза, о которой мы только что говорили, служит лишь следствием этой восприимчивости. <...> Он уже не сознает своих поступков, и у него, как у загипнотизированного, одни способности исчезают, другие же доходят до крайней степени напряжения. Под влиянием внушения такой субъект будет совершать известные действия с неудержимой стремительностью; в толпе же эта неудержимая стремительность проявляется с еще большей силой, так как влияние внушения, одинаковое для всех, увеличивается путем взаимности. Люди, обладающие достаточно сильной индивидуальностью, чтобы противиться внушению, в толпе слишком малочисленны и потому не в состоянии бороться с течением. Самое большее, что они могут сделать, — это отвлечь толпу посредством какого-нибудь нового внушения. Так, например, удачное слово, какой-нибудь образ, вызванный кстати в воображении толпы, отвлекали ее иной раз от самых кровожадных поступков.

Итак, исчезновение сознательной личности, преобладание личности бессознательной, одинаковое направление чувств и идей, определяемое внушением, и стремление превратить немедленно в действия внушенные идеи — вот главные черты, характеризующие индивида в толпе.

Таким образом, становясь частицей организованной толпы, человек спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации. В изолированном положении он, быть может, был бы культурным человеком; в толпе — это варвар, т.е. существо инстинктивное. У него обнаруживается склонность к произволу, буйству, свирепости, но также и к энтузиазму и героизму, свойственным первобытному человеку, сходство с которым еще более усиливается тем, что человек в толпе чрезвычайно легко подчиняется словам и представлениям, не оказавшим бы на него в изолированном положении никакого влияния, и совершает поступки, явно противоречащие и его интересам, и его привычкам. <...> Толпа в интеллектуальном отношении всегда стоит ниже изолированного индивида, но с точки зрения чувств и поступков, вызываемых этими чувствами, она может быть лучше или хуже его, смотря по обстоятельствам. Все зависит от того, какому внушению повинуется толпа. Именно это обстоятельство упускали совершенно из виду все писатели, изучавшие толпу лишь с точки зрения ее преступности. Толпа часто бывает преступна — это правда, но часто также она бывает героична. Толпа пойдет на смерть ради торжества какого-нибудь верования или идеи; в толпе можно пробудить энтузиазм и заставить ее, ради славы и чести, идти без хлеба и оружия, как во времена крестовых походов, освобождать Гроб Господен из рук неверных или же, как в 93-м году, защищать родную землю. Это героизм, несколько бессознательный, конечно, но именно при его-то помощи и делается история. Если бы на счет народам ставились только одни великие дела, хладнокровно обдуманные, то в мировых списках их значилось бы весьма немного.

II. Чувства и нравственность толпы

<...> В числе специальных свойств, характеризующих толпу, мы встречаем, например, такие: импульсивность, раздражительность, неспособность обдумывать, отсутствие рассуждения и критики, преувеличенную чувственность и т.п., которые наблюдаются у существ, принадлежащих к низшим формам эволюции, как то: у женщин, дикарей и детей.

1. Импульсивность, изменчивость и раздражительность толпы

<...> Так как возбудители, действующие на толпу, весьма разнообразны и толпа всегда им повинуется, то отсюда вытекает ее чрезвычайная изменчивость. <...>

Из-за этой изменчивости толпой очень трудно руководить, особенно если часть общественной власти находится в ее руках.

Толпа не только импульсивна и изменчива: как и дикарь, она не допускает, чтобы что-нибудь становилось между ее желанием и реализацией этого желания. Толпа тем менее способна допустить это, если численность создаст в ней чувство непреодолимого могущества. Для индивида в толпе понятия о невозможности не существует. Изолированный индивид сознает, что он не может один поджечь дворец, разграбить магазин, а если даже он почувствует влечение сделать это, то легко устоит против него. В толпе же у него является сознание могущества, доставляемого ему численностью, и достаточно лишь внушить ему идеи убийства и грабежа, чтобы он тотчас же поддался искушению. <...>

2. Податливость внушению и легковерие толпы

<...> Как бы ни была нейтральна толпа, она все-таки находится чаще всего в состоянии выжидательного внимания, которое облегчает всякое внушение. Первое формулированное внушение тотчас же передается вследствие заразительности всем умам, и немедленно возникает соответствующее настроение. Как у всех существ, находящихся под влиянием внушения, идея, овладевшая умом, стремится выразиться в действии.

Блуждая всегда на границе бессознательного, легко подчиняясь всяким внушениям и обладая буйными чувствами, свойственными тем существам, которые не могут подчиняться влиянию рассудка, толпа, лишенная всяких критических способностей, должна быть чрезвычайно легковерна. Невероятное для нее не существует, и это надо помнить, так как этим объясняется та необычная легкость, с которой создаются и распространяются легенды и самые неправдоподобные рассказы. <...>

Толпа мыслит образами, и вызванный в ее воображении образ в свою очередь вызывает другие, не имеющие никакой логической связи с первым. <...>

Казалось бы, что искажения, которые претерпевает какое-нибудь событие в глазах толпы, должны иметь весьма разнообразный характер, потому что индивиды, составляющие толпу, обладают весьма различными темпераментами. Но ничуть не бывало. Под влиянием заразы эти искажения имеют всегда одинаковый характер для всех индивидов. Первое искажение, созданное воображением одного из индивидов собрания, служит ядром заразительного внушения. Прежде чем изображение св. Георгия было замечено всеми на стенах Иерусалима и на всех окнах, его увидел сначала только один из присутствующих, и путем внушения и заразы чудо, указанное им, было тотчас же принято на веру всеми остальными.

Таков всегда механизм всех коллективных галлюцинаций, о которых часто говорится в истории и достоверность которых подтверждается тысячами человек. <...>

Самые сомнительные события — это именно те, которые наблюдались наибольшим числом людей. Говорить, что какой-нибудь факт единовременно подтверждается тысячами свидетелей, — это значит сказать в большинстве случаев, что действительный факт совершенно не похож на существующие о нем рассказы.

Из всего вышесказанного явственно следует, что к историческим сочинениям надо относиться как к произведениям чистой фантазии, фантастическим рассказам о фактах, наблюдавшихся плохо и сопровождаемых объяснениями, сделанными позднее. <...> Разве мы знаем хоть одно слово правды о жизни великих людей, игравших выдающуюся роль в истории человечества, например, о Геркулесе, Будде и Магомете?

Не нужно даже, чтобы прошли столетия после смерти героев, для того чтобы воображение толпы совершенно видоизменило их легенду. Превращение легенды совершается иногда в несколько лет. Мы видели, как менялась несколько раз, менее чем в пятьдесят лет, легенда об одном из величайших героев истории. При Бурбонах Наполеон изображался каким-то идиллическим филантропом и либералом, другом униженных, воспоминание о котором, по словам поэтов, должно жить долго под кровлей хижин. Тридцать лет спустя добродушный герой превратился в кровожадного деспота, который, завладев властью и свободой, погубил три миллиона человек единственно только для удовлетворения своего тщеславия. <...>

3. Преувеличение и одностронность чувств толпы

Каковы бы ни были толпы, хорошие или дурные, характерными их чертами являются одностронность и преувеличение. В этом отношении, как и во многих других, индивид в толпе приближается к примитивным существам. <...>

Односторонность и преувеличение чувств толпы ведут к тому, что она не ведает ни сомнений, ни колебаний. Как женщина, толпа всегда впадает в крайности. <...>

Сила чувств толпы еще более увеличивается отсутствием ответственности, особенно в толпе разнокалиберной.

<...> Облагая преувеличенными чувствами, толпа способна подчиняться влиянию только таких же преувеличенных чувств. Оратор, желающий увлечь ее, должен злоупотреблять сильными выражениями. Преувеличивать, утверждать, повторять и никогда не пробовать доказывать что-нибудь рассуждениями — вот способы аргументации, хорошо известные всем ораторам публичных собраний. Толпа желает видеть и в своих героях такое же преувеличение чувств; их кажущиеся качества и добродетели всегда должны быть увеличены в размерах. Искусство говорить толпе, без сомнения, принадлежит к искусствам низшего разряда, но, тем не менее, требует специальных способностей.

4. Нетерпимость, авторитетность и консерватизм толпы

Толпе знакомы только простые и крайние чувства; всякое мнение, идею или верование, внушенные ей, толпа принимает или отвергает целиком и относится к ним или как к абсолютным истинам, или же как к столь же абсолютным заблуждениям. <...>

Толпа выражает такую же авторитетность в своих суждениях, как и нетерпимость. Индивид может перенести противоречие и оспаривание, толпа же никогда их не переносит. В публичных собраниях малейшее прекословие со стороны какого-нибудь оратора немедленно вызывает яростные крики и бурные ругательства в толпе, за которыми следуют действия и изгнание оратора, если он будет настаивать на своем. <...>

Авторитетность и нетерпимость представляют собой такие определенные чувства, которые легко понимаются и усваиваются толпой и так же легко применяются ею на практике, как только они будут ей навязаны. Массы уважают только силу, и доброта их мало трогает, так как они смотрят на нее как на одну из форм слабости. Симпатии толпы всегда были на стороне тиранов, подчиняющих ее себе, а не на стороне добрых властителей, и самые высокие статуи толпа всегда воздвигает первым, а не последним. Если толпа охотно топчет ногами повергнутого деспота, то это происходит лишь оттого, что, потеряв свою силу, деспот этот уже попадает в категорию слабых, которых презирают, потому что их не боятся. Тип героя, дорогого сердцу толпы, всегда будет напоминать Цезаря, шлем которого прельщает толпу, власть внушает ей уважение, а меч заставляет бояться. <...>

Верить в преобладание революционных инстинктов в толпе — это значит не знать ее психологии. Толпа слишком управляется бессознательным и поэтому слишком подчиняется влиянию вековой наследственности, чтобы не быть на самом деле чрезвычайно консерватив ной. Предоставленная самой себе, толпа скоро утомляется своими собственными беспорядками и инстинктивно стремится к рабству. <...> Она питает самое священное уважение к традициям и бессознательный ужас, очень глубокий, ко всякого рода новшествам, способным изменить реальные условия ее существования. Если бы демократия обладала таким же могуществом, как теперь, в ту эпоху, когда было изобретено машинное производство, пар и железные дороги, то реализация этих изобретений была бы невозможна или же она осуществилась бы ценой повторных революций и побоищ. Большое счастье для прогресса цивилизации, что власть толпы начала нарождаться уже тогда, когда были выполнены великие открытия в промышленности и науке.

5. Нравственность толпы

<...> Толпа может выказать иногда очень высокую нравственность.

Действуя на индивида в толпе и вызывая у него чувство славы, чести, религии и патриотизма, легко можно заставить его пожертвовать даже своей жизнью. История богата примерами, подобными крестовым походам и волонтерам 93-го года. Только толпа способна к проявлению величайшего бескорыстия и величайшей преданности. Как много раз толпа героически умирала за какое-нибудь верование, слова или идеи, которые она сама едва понимала! Толпа, устраивающая стачки, делает это не столько для того, чтобы добиться увеличения своего скудного заработка, которым она удовлетворяется, сколько для того, чтобы повиноваться приказанию. Личный интерес очень редко бывает могущественным двигателем в толпе, тогда как у отдельного индивида он занимает первое место. Никак не интерес, конечно, руководил толпой во многих войнах, всего чаще недоступных ее понятиям, но она шла на смерть и так же легко принимала ее, как легко дают себя убивать ласточки, загипнотизированные зеркалом охотника.

<...> Если считать нравственными качествами бескорыстие, покорность и абсолютную преданность химерическому или реальному идеалу, то надо признать, что толпа очень часто обладает этими качествами в такой степени, в какой они редко встречаются даже у самого мудрого из философов. Эти качества толпа прилагает к делу бессознательно, но что за беда! Не будем слишком сетовать о том, что толпа главным образом управляется бессознательными инстинктами и совсем не рассуждает. Если бы она рассуждала иногда и справлялась бы со своими непосредственными интересами, то, быть может, никакая цивилизация не развилась бы на поверхности нашей планеты и человечество не имело бы истории.

С точки зрения Лебона, всякое скопление людей представляет собой "массу", главной чертой которой является утрата способности к наблюдению. Типичными чертами поведения человека в массе являются: обезличивание (что приводит к господству импульсивных, инстинктивных реакций), резкое преобладание роли чувств над интеллектом (что приводит к подверженности различным влияниям), вообще утрата интеллекта (что приводит к отказу от логики), утрата личной ответственности (что приводит к отсутствию контроля над страстями). Вывод, который следует из описания этой картины поведения человека в массе, состоит в том, что масса всегда по своей природе не упорядочена, хаотична, поэтому ей нужен "вождь", роль которого может выполнять "элита". Выводы эти были сделаны на основании рассмотрения единичных случаев проявления массы, а именно проявления ее в ситуации паники. Никаких других эмпирических подтверждений не приводилось, вследствие чего паника оказалась единственной формой действий массы, хотя в дальнейшем наблюдения над этой единственной формой были экстраполированы на любые другие массовые действия.

Лебон вводит одно из понятий ставших традиционным для характеристики групповых процессов – психическое заражение, как гипотетический механизм, лежащий в основе распространения аффектов и идей в толпах. Многие исследователи развития социально-психологических идей отмечают, что на формулировку данного концепта оказали влияния исследования замечательных вирусологов XIX века Л.Пастера и Р.Коха, изучавших биологические механизмы заражения. Этот редукционизм был подвергнут критике в работах Берроузом и МакФейлом в 80-90-х годах XX века. Однако это не мешает концепции "психического заражения" быть востребованной в понятийном арсенале социальной психологии и по сей день.

В психологии масс ярко проявляется определенная социальная окраска. Конец XIX в., ознаменованный многочисленными массовыми выступлениями пролетариата, заставлял официальную идеологию искать средства обоснования различных акций, направленных против этих массовых выступлений. Большое распространение получает идея о том, что конец XIX - начало XX в. - это "эра толпы", когда человек теряет свою индивидуальность, подчиняется импульсам, примитивным инстинктам, поэтому легко поддается различным иррациональным действиям. Психология масс оказалась в русле этих настроений, что позволило Лебону выступить против революционного движения, интерпретируя и его как иррациональное движение масс.

Что же касается чисто теоретического значения психологии масс, то оно оказалось двойственным: с одной стороны, здесь был поставлен вопрос о взаимоотношении личности и общества, но с другой стороны, решение его было никак не обосновано. Формально в данном случае признавался известный примат индивида над обществом, но само общество произвольно сводилось к "толпе", и даже на этом "материале" выглядело весьма односторонне, поскольку сама "толпа", или "масса", была описана лишь в одной-единственной ситуации ее поведения, ситуации паники. Хотя серьезного значения для дальнейших судеб социальной психологии психология масс не имела, тем не менее, проблематика, разработанная в рамках этой концепции, имеет большой интерес, в том числе и для настоящего времени.

Рисунок 4. В.Макдугалл (1871-1938)

Третьей концепцией, которая стоит в ряду первых самостоятельных социально- психологических построений, является теория инстинктов социального поведения английского психолога В.Макдугалла, переехавшего в 1920 г. в США и в дальнейшем работавшего там. Работа Макдугалла "Введение в социальную психологию" вышла в 1908 г., и этот год считается годом окончательного утверждения социальной психологии в самостоятельном существовании (в этом же году в США вышла книга социолога Э. Росса "Социальная психология", и, таким образом достаточно символично, что и психолог и социолог в один и тот же год издали первый систематический курс по одной и той же дисциплине).

Э.Росс рассматривал планы и действия, возникающие у людей вследствие их объединения. Его интересовало единообразие, возникающее вследствие социального влияния, обусловленного взаимодействием. Фактически социологический подход Росса обусловлен тем, что в его книге индивид не рассматривается как самостоятельная социальная реальность, то является родовым признаком всякой психологической дисциплины.

Основной тезис теории Макдугалла заключается в том, что причиной социального поведения признаются врожденные инстинкты. Эта идея есть реализация более общего принципа, принимаемого Макдугаллом, а именно стремления к цели, которое свойственно и животным, и человеку. Именно этот принцип особенно значим в концепции Макдугалла; в противовес бихевиоризму он называл созданную им психологию "целевой" или "гормической" (от греческого слова "гормэ" - стремление, желание, порыв). Гормэ и выступает как движущая сила интуитивного характера, объясняющая социальное поведение. В терминологии Макдугалла, гормэ "реализуется в качестве инстинктов" (или позднее "склонностей").

Репертуар инстинктов у каждого человека возникает в результате определенного психофизического предрасположения - наличия наследственно закрепленных каналов для разрядки нервной энергии. Инстинкты включают аффективную (рецептивную), центральную (эмоциональную) и афферентную (двигательную) части. Таким образом, все, что происходит в области сознания, находится в прямой зависимости от бессознательного начала. Внутренним выражением инстинктов являются главным образом эмоции. Связь между инстинктами и эмоциями носит систематический и определенный характер. Макдугалл перечислил семь пар связанных между собой инстинктов и эмоций: инстинкт борьбы и соответствующие ему гнев, страх; инстинкт бегства и чувство самосохранения; инстинкт воспроизведения рода и ревность, женская робость; инстинкт приобретения и чувство собственности; инстинкт строительства и чувство созидания; стадный инстинкт и чувство принадлежности. Из инстинктов выводятся и все социальные учреждения: семья, торговля, различные общественные процессы, в первую очередь война. Отчасти именно из-за этого упоминания в теории Макдугалла склонны были видеть реализацию дарвиновского подхода, хотя, как известно, будучи перенесен механически на общественные явления, этот подход утрачивал какое бы то ни было научное значение.

Несмотря на огромную популярность идей Макдугалла, их роль в истории науки оценивается как весьма отрицательная (Г.М.Андреева, 1997): интерпретация социального поведения с точки зрения некоего спонтанного стремления к цели узаконивала значение иррациональных, бессознательных влечений в качестве движущей силы не только индивида, но и человечества. Поэтому, как и в общей психологии, преодоление идей теории инстинктов послужило в дальнейшем важной вехой становления научной социальной психологии.

Необходимо отметить, что первые социально-психологические концепции психологии возникли и развивались под влиянием двух практических сфер деятельности, позволивших обобщить некоторые закономерности поведения людей: медицины и криминологии. В целом, массовые явления и процессы, ассоциировавшиеся прежде всего с толпой, рассматривались как медико-юридические отклонения выраженные в примитивизации и инфантилизации психической организации индивида.

Значение первых собственно социально психологических концепций заключается в том что:

    • были выделены и четко поставлены действительно важные вопросы, подлежащие разрешению: о соотношении сознания индивида и сознания группы, о движущих силах социального поведения и т.д.
    • в первых социально-психологических теориях с самого начала пытались найти подходы к решению поставленных проблем как бы с двух сторон: со стороны психологии и со стороны социологии. В первом случае неизбежно получалось, что все решения предлагаются с точки зрения индивида, его психики, переход к психологии группы не прорабатывался сколько-нибудь точно. Во втором случае формально пытались идти "об общества", но тогда само "общество" растворялось в психологии, что приводило к психологизации общественных отношений. Это означало, что сами по себе ни "психологический", ни "социологический" подходы не дают правильных решений, если они не связаны между собой.
    • социальная психология была "заявлена" как самостоятельная дисциплина, имеющая право на существование. Теперь она нуждалась в подведении под нее экспериментальной базы, поскольку психология к этому времени, вполне уже накопила достаточный опыт в использовании экспериментального метода.

Первые социально-психологические концепции оказались слабыми потому, что они не опирались ни на какую исследовательскую практику, они вообще не базировались на исследованиях, но в духе старых философских построений были "рассуждениями" по поводу социально-психологических проблем, но не исследованием их.

Следующий этап становления дисциплины мог стать только экспериментальным этапом в ее развитии.

Начало XX в. и особенно время, наступившее после первой мировой войны, считается началом превращения социальной психологии в экспериментальную науку. Официальной вехой послужила программа, предложенная в Европе В. Мёде и в США Ф. Олпортом, в которой были сформулированы требования превращения социальной психологии в экспериментальную дисциплину.

В теоретическом плане преодоление старой традиции приняло форму критики концепции Макдугалла, которая в наибольшей степени отражала слабости дисциплины предшествующего периода. В развитии психологии к этому времени четко обозначились три основных подхода: психоанализ, бихевиоризм и гештальт-теория, и социальная психология стала опираться на идеи, сформулированные в этих подходах. Особый упор был сделан на бихевиористский подход, что соответствовало идеалу построения строго экспериментальной дисциплины.

С точки зрения объектов исследования главное внимание начинает уделяться малой группе. В определенной степени этому способствует само увлечение экспериментальными методиками: применение их возможно лишь при исследовании процессов, протекающих в малых группах.

Рисунок 5. В.Н.Мясищев

В рамках этого периода социальная психология сформировалась как научная дисциплина, были проведены многочисленные исследования в области малых групп, разработаны методики, которые позднее вошли во все учебники в качестве классических, был накоплен большой опыт в проведении прикладных исследований и т.д. С другой стороны, чрезмерное увлечение малыми группами превратило их в своеобразный "флюс" социальной психологии, так что проблематика, связанная с особенностями массовых процессов, их психологической стороны оказалась практически исключенной из анализа.

В отечественной психологии окончательно определились подходы к пониманию особого места и предмета социальной психологии по отношению к родственным ей психологии и социологии в ходе дискуссии 50-60-х гг. XX века. Московская школа социальной психологии придерживается точки зрения на предмет социальной психологии, выраженной в работах известного отечественного психолога В.Н.Мясищева.

В.Н. Мясищев

Так, по вопросу о предмете социальной психологии сложились три подхода. Первый из них, получивший преимущественное распространение среди социологов, понимал социальную психологию как науку о "массовидных явлениях психики". В рамках этого подхода разные исследователи выделяли разные явления, подходящие под это определение; иногда больший акцент делался на изучение психологии классов, других больших социальных общностей и в этой связи на отдельных элементах, сторонах общественной психологии групп, таких, как традиции, нравы, обычаи и пр. В других случаях большее внимание уделялось формированию общественного мнения, таким специфическим массовым явлением, как мода и пр. Наконец, внутри этого же подхода все почти единодушно говорили о необходимости изучения коллективов. Большинство социологов определенно трактовали предмет социальной психологии как исследование общественной психологии (соответственно были разведены термины: "общественная психология" - уровень общественного сознания, характерный для отдельных социальных групп, прежде всего классов, и "социальная психология" – наука об этой общественной психологии).

Второй подход, напротив, видит главным предметом исследования социальной психологии личность. Оттенки здесь проявлялись лишь в том, в каком контексте предполагалось исследование личности. С одной стороны, больший акцент делался на психические черты, особенности личности, ее положение в коллективе, типологию личностей. С другой стороны, выделялись положение личности в коллективе, межличностные отношения, вся система общения. Позднее с точки зрения этого подхода дискуссионным оказался вопрос о месте "психологии личности" в системе психологического знания (есть ли это раздел общей психологии, эквивалент социальной психологии или вообще самостоятельная область исследований). Часто в защиту описанного подхода приводился такой аргумент, что он гораздо более "психологичен", что лишь на этом пути можно представить себе социальную психологию как органическую часть психологии, как разновидность именно психологического знания. Логично, что подобный подход в большей степени оказался популярным среди психологов.

Наконец, в ходе дискуссии обозначился и третий подход к вопросу. В каком-то смысле с его помощью пытались синтезировать два предыдущих. Социальная психология была рассмотрена здесь как наука, изучающая и массовые психические процессы, и положение личности в группе. В этом случае, естественно, проблематика социальной психологии представлялась достаточно широкой, практически весь круг вопросов, рассматриваемых в различных школах социальной психологии, включался тем самым в ее предмет. Были предприняты попытки дать полную схему изучаемых проблем в рамках этого подхода. Наиболее широкий перечень содержала схема, предложенная Б.Д.Парыгиным, по мнению которого социальная психология изучает: 1) социальную психологию личности; 2) социальную психологию общностей и общения; 3) социальные отношения; 4) формы духовной деятельности (Парыгин, 1971). Согласно В.Н. Мясищеву, социальная психология исследует: 1) изменения психической деятельности людей в группе под влиянием взаимодействия, 2) особенности групп, 3) психическую сторону процессов общества (Мясищев, 1949). Важно, что при всех частных расхождениях предложенных схем основная идея была общей – предмет социальной психологии достаточно широк, и можно с двух сторон двигаться к его определению - как со стороны личности, так и со стороны массовых психических явлений. По-видимому, такое понимание более всего отвечало реально складывающейся практике исследований, а значит, и практическим запросам общества; именно поэтому оно и оказалось если не единогласно принятым, то, во всяком случае, наиболее укоренившимся.

Нельзя сказать, что в период 30-х годов, т.е. во время наибольшего бума экспериментальных исследований, теоретические исследования вообще исчезли. Они были непопулярны, малочисленны, но продолжали существовать. Сейчас интерес к ним явно возрастает. В основном они концентрируются вокруг четырех направлений: бихевиоризма, психоанализа, так называемых когнитивных теорий и интеракционизма.

Бихевиоризм

Бихевиоризм в социальной психологии использует сейчас те варианты этого общепсихологического течения, которые связаны с необихевиоризмом. Как известно, в нем выделяются два направления, отождествляемые с именами К. Халла (введение идеи промежуточных переменных) и Б. Скиннера (сохранение наиболее ортодоксальных форм классического бихевиоризма). В рамках подхода Халла в социальной психологии разработан ряд теорий, прежде всего теория фрустрации-агрессии Н. Миллера и Д. Долларда. Кроме того, в рамках этого же подхода разрабатываются многочисленные модели диадического взаимодействия, например, в работах Дж. Тибо и Г. Келли. Характерным для работ этого рода является использование, в частности, аппарата математической теории игр. Особняком стоят в социально-психологическом необихевиоризме идеи так называемого социального обмена, развиваемые в работах Д. Хоманса. Весь арсенал бихевиористских идей присутствует во всех названных теориях, причем центральной идеей является идея подкрепления (в вариантах классического или опе-рантного обусловливания). Необихевиоризм и в социальной психологии претендует на создание стандарта подлинно научного исследования, с хорошо развитым лабораторным экспериментом, техникой измерения. Основной методологический упрек, который обычно делается бихевиоризму и который состоит в том, что большинство работ выполнено на животных, социальные психологи этого направления пытаются преодолеть (А. Бандура, например, выполннил большинство исследований, в которых испытуемыми были люди).

Однако сама стратегия исследования несет на себе черты принципиальной позиции бихевиоризма (в частности, почти исключается анализ групповых процессов, а сами группы в лучшем случае рассматриваются как диады). Поэтому именно в рамках этого течения меньше всего улавливается "социальный контекст", и социальная психология имеет наименее "социальный" вид.

Психоанализ

Психоанализ не получил столь широкого распространения в социальной психологии, как бихевиоризм. Однако и здесь есть ряд попыток построения социально-психологических теорий. Обычно в этих случаях называют неофрейдизм и, в частности, работы Э. Фромма и Дж. Салливана. Вместе с тем существует и другой ряд теорий, более непосредственно включающих в орбиту социальной психологии идеи классического фрейдизма. Примерами таких теорий являются все теории групповых процессов: теории В. Байона, В. Бенниса и Г. Шепарда, В. Шутца. В отличие от бихевиоризма здесь предпринимается попытка уйти от только диадического взаимодействия и рассмотреть ряд процессов в более многочисленной группе. Именно в рамках этого течения зародилась практика создания так называемых Т-групп (т.е. групп тренинга), где используются социально-психологические механизмы воздействия людей друг на друга.

В целом же названные теории нельзя считать системно реализующими основные идеи психоанализа: скорее всего они представляют собой так называемый "рассеянный психоанализ", т.е. содержат вкрапление его отдельных положении в исследовательскую практику. Ярким примером этого является работа под руководством Т. Адорно "Авторитарная личность", где использована идея фрейдизма о фатальной предопределенности личности взрослого опытом детства для выявления психологических предпосылок появления фашизма.

Психоанализ дал толчок и сравнительно новому психологическому течению - гуманистической психологии (А. Маслоу, К. Роджерс), которая в значительной степени опирается на теорию и практику групп тренинга и строит на этой основе свою, достаточно разветвленную проблематику. В настоящее время гуманистическая психология претендует на одно из ведущих мест по своей популярности (Петровская, 1983).

Когнитивизм

Когнитивизм ведет свое начало от гештальтпсихологии и теории поля К. Левина. Исходным принципом здесь является рассмотрение социального поведения с точки зрения познавательных, когнитивных процессов индивида. Бурное развитие когнитивистской ориентации в социальной психологии связано с общим ростом "когнитивных" идей в психологии, в частности, со становлением особой отрасли психологического знания, так называемой "когнитивной психологии" (Величковский, 1982). Особое место в когнитивистской социальной психологии имеют так называемые теории когнитивного соответствия, исходящие из положения о том, что главным мотивирующим фактором поведения индивида является потребность в установлении соответствия, сбалансированности его когнитивной структуры. К этим теориям относятся: теория сбалансированных структур Ф. Хайдера, теория коммуникативных актов Т. Ньюкома, теория когнитивного диссонанса Л. Фестингера и теория конгруэнтности Ч. Осгуда и П. Танненбаума. Кроме того, в общем ключе когнитивизма работают такие известные американские исследователи, как Д. Креч, Р. Крачфилд и С. Аш.

Во всех этих теориях сделана попытка объяснить социальное поведение личности. Однако специфика основной объяснительной модели - идея о том, что все поступки и действия совершаются ради построения связанной, непротиворечивой картины мира в сознании человека, - делает эту модель крайне уязвимой методологически. Абстрактное "соответствие", достичь которого стремится индивид, никак не связано с реальным миром.

Вместе с тем когнитивистская ориентация в настоящее время получает все более широкое распространение. Это объясняется тем, что, в отличие от бихевиористски ориентированной социальной психологии, она подчеркивает с особой силой роль и значение "менталистских" образований в объяснении социального поведения человека. Эта позиция не проводится достаточно последовательно, поэтому сам когнитивистский подход попадает в сложный круг противоречий, поскольку подлинно человеческие проблемы как проблемы общественного активно действующего человека здесь не поставлены. Однако внимание к проблемам рационального поведения человека, роли знания для объяснения окружающего мира делают когнитивистскую ориентацию так же чрезвычайно популярной и богатой на исследования фундаментальных проблем социальной психологии (Трусов, 1983).

Интеракционизм

Интеракционизм как единственная социологическая по происхождению теоретическая ориентация имеет своим источником теорию символического интеракционизма Г. Мида. Однако в современной социальной психологии интеракционизм включает не только развитие идей Мида (что осуществляется в двух школах: чикагской - Г. Блумером и айовской - М. Куном), но и ряд других теорий, объединенных под этим же именем, а именно теорию ролей (Т. Сарбин) и теорию референтных групп (Г. Хаймен, Р. Мертон).

В последние годы в русле интеракционизма развиваются и идеи так называемой социальной драматургии Э. Гофмана. В интеракционизме в большей мере, чем в других теоретических ориентациях, сделана попытка установить именно социальные детерминанты человеческого поведения. Для этого вводится в качестве ключевого понятие "взаимодействие" (откуда и название ориентации), в ходе которого и осуществляется формирование личности. Однако констатацией "взаимодействия" и ограничивается анализ социальных детерминант поведения.

Широкий спектр подлинно социальных причин оказывается исключенным из анализа: индивид и здесь по существу не включен в систему общественных отношений, в социальную структуру общества. Поэтому большая "социологичность" интеракционистской ориентации оказывается в значительной степени внешней, коренные методологические проблемы включения "социального контекста" в исследовании остаются нерешенными и здесь.

Необходимо отметить, что на институционализацию социальной психологии как самостоятельной дисциплины оказало сильнейшее влияние американская психологическая мысль. Достаточно заметить, что из четырех основных направлений два (бихевиоризм и интеракционизм) были рождены американской академической средой, в два других американские исследователи внесли существенный вклад.

Кроме того, необходимо отметить, что, из четырех названных направлений три представляют собой социально-психологические варианты основных течений психологической мысли, а четвертое направление – интеракционизм – представляет социологический источник.

Хотя выделенные здесь четыре основные теоретические ориентации и имеют различные источники, границы между ними не являются слишком жесткими. Сегодня особенно характерным для американской социальной психологии является теоретический эклектизм, который особенно очевиден в практике экспериментальных исследований, когда зачастую в одном и том же исследовании переплетаются различные теоретические ориентации. И это обстоятельство, а также тот факт, что многие экспериментальные работы по-прежнему полностью игнорируют теорию, свидетельствуют лишний раз о явлениях глубокого кризиса, который переживает социальная психология (Г.М.Андреева, 1997).

Европейские исследователи, упоминающие о кризисных явлениях в развитии социальной психологии в 1970-х гг., пишут, что "явление, получившее название "кризиса" в социальной психологии 1970-х годов, когда с различных позиций обсуждались социальная бессмысленность многих работ, главным образом было вызвано господством методов над проблемой".

Можно выделить несколько отличительных признаков национальных школ социальной психологии:

Для американской социально-психологической традиции характерны:

  • связь с европейской (немецкой) традицией экспериментальных исследований (работы учеников Вундта, эмигранты 30-40-х гг. – К.Левин, Келер, Лазарсфельд и др.)
  • основное внимание исследователей до середины XX века уделялось индивиду и, соответственно, большим отходом от исследований проблем общества
  • особое внимание уделяется методологии исследования
  • социальная психология стала "основным стержнем большинства разделов современной психологии".

Для европейской социально-психологической мысли характерны следующие черты:

  • В исследованиях акцент делается не столько на индивиде, сколько на понимании роли социокультурного контекста. Включение контекста в сферу научного анализа не только его учет при работе с конкретными явлениями, но и прямое его изучение.
  • Особый интерес к процессам конструирования социальной реальности и сближение на этой основе социальной психологии и социологии.

П.Шихирев, ссылаясь на американских авторов (МакДэвида, Хэрэри, 1968, 1974), дает классификацию основных теорий в социальной психологии (см. Таблицу 1.)

Важной чертой современного развития социальной психологии на Западе является развитие критических тенденций по отношению к тому "образу" социальной психологии, который сложился на американской почве со свойственной американской общественной мысли ориентацией на философию позитивизма. Эти критические тенденции развиваются как среди ряда американских и канадских исследователей, так и среди их коллег в странах Западной Европы. Особое значение при этом приобретают усилия европейских социальных психологов, объединенных в Европейскую ассоциацию экспериментальной социальной психологии (ЕАЭСП). Именно для этого научного сообщества характерна идея необходимости большей ориентации социальной психологии на реальные социальные проблемы и тем самым обеспечение "социального контекста" исследований.

Исследователи науки отмечают две главных современных тенденции в развитии социальной психологии, проявляющихся независимо от того в каких социокультурных условиях она развивается:

  1. Смещение познавательного интереса от поведения к познавательным процессам: "Изучение форм отображенного социального поведения и взаимодействия в сознании индивида представляет больший интерес, чем их непосредственное поведение".
  2. Отход исследователей от формулировки общих теории и обобщений к более частным: растет число социально-психологических теорий при сокращении области их приложения.

Таблица 1. Основные теории в социальной психологии

Теория

Модель человека

Основные представители

Основные теоретические аспекты

Вклад в социальную психологию, объекты исследований

Оценка статуса в психологической науке

Источник данных

Представление о мотивации

 
Психоаналитическая “Человек желающий” З.Фрейд, К.Г.Юнг, А.Адлер, Э.Фромм, К.Хорни Вербальное поведение (приравненное к опыту) Акцент больше делается на источник, чем на ее направленность Развитие личности, социализация, агрессия, культура и поведение Уменьшается (1968, 1974)
Когнитивная “Человек познающий” (думающий) К.Левин, Л.Фестингер, Ж.Пиаже, Кольберг Вербальное поведение (по которому делается вывод о реальном опыте) Акцент делается больше на направленность энергии, чем на ее источник Установка, язык и мышление, динамика групповых процессов, пропаганда, социальная перцепция, “Я”-концепция Стабильно сохраняет свое значение (1968).

Наивысший авторитет (1974)Бихевиористская“Человек механический” (реагирующий)К.Халл, Доллард, Роттер, Скиннер, А.БандураНаблюдаемой поведение (опят имеет второстепенное значение)Энергия – функция от уменьшения драйва, направленность объясняется привычкамиСтрогость в теории и эксперименте, социализация, социальный контроль, социальные установкиРастет (1968) Теряет свое лицо (1974)Гуманистическая“Человек играющий”К.Роджерс, А.Маслоу, Р.Мэй, В.Сапир, ФэрисВербальный самоотчет (его “понимающая” интерпретация)Иерархически организованные потребности“Я”-концепция, межличностные отношения, общество и индивидУвеличивает авторитет (1974)

1.2. Методология и методы социальной психологии

Необходимо уточнить, что же понимается в современной логике и методологии науки под выражением "научное исследование". Следует помнить при этом, что социальная психология XX в. особенно настаивала на том, что ее отличие от традиции XIX в. состоит именно в опоре на "исследования", а не на "спекуляции". Противопоставление исследования спекуляции законно, но при условии, что оно соблюдается точно, а не подменяется противопоставлением "исследование - теория". Поэтому, выявляя черты современного научного исследования, важно корректно ставить эти вопросы.

Обычно называют следующие черты научного исследования:

  1. оно имеет дело с конкретными объектами, иными словами, с обозримым объемом эмпирических данных, которые можно собрать средствами, имеющимися в распоряжении науки;
  2. в нем дифференцированно решаются эмпирические (выделение фактов, разработка методов измерения), логические (выведение одних положений из других, установление связи между ними) и теоретические (поиск причин, выявление принципов, формулирование гипотез или законов) познавательные задачи;
  3. для него характерно четкое разграничение между установленными фактами и гипотетическими предположениями, поскольку отработаны процедуры проверки гипотез;
  4. его цель - не только построение объяснений фактов и процессов, но и предсказание их. Если кратко суммировать эти отличительные черты, их можно свести к трем: получение тщательно собранных данных, объединение их в принципы, проверка и использование этих принципов в предсказаниях.

Под методологией понимается, с одной стороны, учение о научном методе познания и, расширенно, о методах познания вообще. С другой стороны, это совокупность методов, применяемых в какой либо из научных отраслей. Это система принципов и способов организации и построения теоретической и практической исследовательской деятельности. Методология определяет то, как будут проинтерпретированы получаемые в исследованиях данные относительно предмета и объекта исследований.

В современном научном знании термином "методология" обозначаются три различных уровня научного подхода.

1. Общая методология - некоторый общий философский подход, общий способ познания, принимаемый исследователем. Общая методология формулирует некоторые наиболее общие принципы, которые – осознанно или неосознанно – применяются в исследованиях. Так, для социальной психологии необходимо определенное понимание вопроса о соотношении общества и личности, природы человека. В качестве общей методологии различные исследователи принимают различные философские системы и т.д.

2. Частная (или специальная) методология – совокупность методологических принципов, применяемых в данной области знания. Частная методология есть реализация философских принципов применительно к специфическому объекту исследования. Это тоже определенный способ познания, но способ, адаптированный для более узкой сферы знания. В социальной психологии в связи с ее двойственным происхождением специальная методология формируется при условии адаптации методологических принципов как психологии, так и социологии. В качестве примера можно рассмотреть принцип деятельности, как он применяется в отечественной социальной психологии. В самом широком смысле слова философский принцип деятельности означает признание деятельности сущностью способа бытия человека, он есть реализация еще более общего принципа - принципа отражения, когда сознание рассматривается как высшая форма отражения, предполагающая активность личности. В социологии деятельность интерпретируется как способ существования человеческого общества, как реализация социальных законов, которые и проявляются не иначе как через деятельность людей. Деятельность и производит, и изменяет конкретные условия существования индивидов, а также общества в целом. Именно через деятельность личность включается в систему общественных отношений. В психологии деятельность рассматривается как специфический вид человеческой активности, как некоторое субъектно-объектное отношение, в котором человек - субъект - определенным образом относится к объекту, овладевает им. Категория деятельности, таким образом, "открывается теперь в своей действительной полноте в качестве объемлющей оба полюса – и полюс объекта, и полюс субъекта" (Леонтьев, 1975. С. 159). В ходе деятельности человек реализует свой интерес, преобразуя предметный мир. При этом человек удовлетворяет потребности, при этом же рождаются новые потребности. Таким образом, деятельность предстает как процесс, в ходе которого развивается сама человеческая личность.

Социальная психология, принимая принцип деятельности (Содержание принципа деятельности раскрывается в следующих положениях: а) понимание деятельности как совместной социальной деятельности людей, в ходе которой возникают совершенно особые связи, например, коммуникативные; б) понимание в качестве субъекта деятельности не только индивида, но и группы, общества, т.е. введение идеи коллективного субъекта деятельности; это позволяет исследовать реальные социальные группы как определенные системы деятельности; в) при условии понимания группы как субъекта деятельности открывается возможность изучить все соответствующие атрибуты субъекта деятельности - потребности, мотивы, цели группы и т.д.; г) в качестве вывода следует недопустимость сведения любого исследования лишь к эмпирическому описанию, к простой констатации актов индивидуальной деятельности вне определенного "социального контекста" - данной системы общественных отношений), как один из принципов своей специальной методологии, адаптирует его к основному предмету своего исследования - группе. Принцип деятельности является своего рода нормативом социально-психологического исследования, определяет исследовательскую стратегию. А это и есть функция специальной методологии.

3. Методология - как совокупность конкретных методических приемов исследования, что чаще в русском языке обозначается термином "методика". Однако в ряде других языков, например, в английском, нет этого термина, и под методологией сплошь и рядом понимается методика, а иногда только она. Конкретные методики (или методы, если слово "метод" понимать в этом узком смысле), применяемые в социально-психологических исследованиях, не являются абсолютно независимыми от более общих методологических соображений.

В психологических исследованиях методология различных направлений сопряжена с их мировоззренческой направленностью. Так, например, методология бихевиоризма тесно связана с механистическим пониманием поведения. Во фрейдизме конкретное изучение личности обусловлено такими мировоззренческими ориентациями как: иррационализм, противопоставление смыслов личностной, социальной и биологической жизнедеятельности, гипертрофированность роли сексуальности в мотивах поведения.

Частью общей методологии являются также обширный комплекс конкретно-научных приемов исследования: наблюдение, эксперимент, моделирование и т.д., которые преломляются во множестве специальных процедур – методиках получения научных данных.

Выделение социальной психологии в особую научную дисциплину тесно связано с прогрессом в использовании экспериментальных методов исследования психологических и социально-психологических явлений. Они позволили исследователям с одной стороны выявлять взаимосвязи между социальными условиями, в которых осуществляет свои действия человек и его поведением, с другой стороны, включать эти взаимосвязи в упорядоченную систему знаний.

Указанные взаимосвязи обнаруживаются психологами благодаря использованию исследовательских техник, которые иногда называют количественными и неколичественными планами.

Под количественными исследовательскими планами понимают исследовательские ситуации в которых события можно выразить в количественной форме таким образом, что конечные данные оказываются числовыми. Под неколичественными планами понимают исследовательские приемы результаты которых очень сложно или невозможно представить в числовой форме.

Профессор психологии и декан факультета психологии университета штата Северная Каролина Дэвид Мартин так обобщает достоинства и недостатки различных исследовательских планов:

Таблица 2. Преимущества и недостатки основных исследовательских планов

План

Преимущества

Недостатки

Экспериментальный метод

  • Возможен точный контроль
  • Возможны заключения о причинах
  • Возможны точные измерения
  • Возможна проверка теории
  • Как правило, искусственные условия
  • Как правило, много вмешивающихся факторов
  • Трудно оценить сложное поведение
  • Трудно провести неструктурированное пробное исследование

Корреляционное исследование

  • Можно найти связь между переменными
  • Обычно возможны точные измерения
  • Обычно немного вмешивающихся факторов
  • Невозможны выводы о причинах
  • Трудно контролировать переменные
  • Требует много участников

Вопросники

  • Эффективный сбор данных
  • Можно оценить установку или мнение
  • Невозможны выводы о причинах
  • Трудно верифицировать (проверить на истинность) самоотчеты
  • Затруднен нетенденциозный подбор выборки
  • Малое количество ответов получается исследователем назад при почтовом опросе

Архивное исследование

  • Не требуется собирать дополнительные данные
  • Можно изучать редкие модели поведения
  • Можно изучать события, которые не поддаются манипуляции
  • Часто необходимые данные являются недоступными
  • Данные собираются не учеными
  • Наличные данные обычно являются в лучшем случае корреляционными, т.е. причинно-следственную связь между ними установить затруднительно.

Этнографическое исследование

  • Можно описать незнакомые ситуации
  • Можно описать сложные модели поведения
  • Мало вмешивающихся факторов
  • Гуманное отношение к участникам
  • Невозможно контролировать переменные
  • Затруднены точные измерения
  • Возможна тенденциозность исследователя
  • Невозможны выводы о причинах

Наблюдение в естественных условиях

  • Реалистичная обстановка облегчает обобщение результатов
  • Мало вмешивающихся факторов
  • Невозможно контролировать переменные
  • Неэффективный способ сбора данных
  • Возможна тенденциозность исследователя
  • Невозможны выводы о причинах

История отдельного случая

  • Можно изучать редкие случаи
  • Можно интенсивно изучать сложное поведение
  • Невозможно контролировать переменные
  • Данные часто опираются на ненадежные воспоминания
  • Высокая вероятность тенденциозности исследователя
  • Невозможны выводы о причинах

Хотя только благодаря экспериментальному методу становится возможным установить четкую причинно-следственную связь между явлениями, реальное исследование не ограничивается использованием исключительно этого метода. В рамках эксперимента часто используются другие количественные (корреляционный метод, опрос) и неколичественные (этнографический метод, наблюдение, клинические случаи) планы.

При сборе и интерпретации социально-психологических данных возникает ряд проблем. Одна из них – проблема отношения к эмпирическим данным. Данными в социальной психологии могут быть либо данные об открытом поведении индивидов в группах, либо данные, характеризующие какие-то характеристики сознания этих индивидов, либо психологические характеристики самой группы. По вопросу о том, "допускать" ли в исследование данные этих двух видов, в социальной психологии идет ожесточенная дискуссия: в различных теоретических концепциях этот вопрос решается по-разному.

Так, в бихевиористской социальной психологии за данные принимаются лишь факты открытого поведения; когнитивизм, напротив, Делает акцент на данные, характеризующие лишь когнитивный мир индивида: образы, ценности, установки и пр. В других традициях Данные социально-психологического исследования могут быть представлены обоими их видами. Но это сразу выдвигает определенные требования и к методам их сбора. Источником любых данных в социальной психологии является человек, но один ряд методов пригоден для регистрации актов его поведения, другой - для фиксации его когнитивных образований. Признание в качестве полноправных данных и того, и другого родов требует признания и многообразия методов.

Другой, не менее значимой проблемой представляется вопрос: каков должен быть объем эмпирических данных? Соответственно тому, какой объем данных присутствует в социально-психологическом исследовании, все они делятся на два типа:

а) корреляционные, основанные на большом массиве данных, среди которых устанавливаются различного рода корреляции;

б) экспериментальные, где исследователь работает с ограниченным объемом данных и где смысл работы заключается в произвольном введении исследователем новых переменных и контроле за ними.

Опять-таки и в этом вопросе весьма значима теоретическая позиция исследователя: какие объекты, с его точки зрения, вообще "допустимы" в социальной психологии (предположим, включает ли он в число объектов большие группы или нет).

Важной чертой научного исследования является интеграция данных в принципы, построение гипотез и теорий. Теориями в том понимании, в каком о них говорится в логике и методологии науки, она вообще не обладает. Как и в других гуманитарных науках, теории в социальной психологии не носят дедуктивного характера, т.е. не представляют собой такой хорошо организованной связи между положениями, чтобы можно было из одного вывести любое другое. В социально-психологических теориях отсутствует строгость такого порядка, как, например, в теориях математики или логики. В таких условиях особенно важное место в исследовании начинает занимать гипотеза.

Гипотеза "представляет" в социально-психологическом исследовании теоретическую форму знания. Отсюда важнейшее звено социально-психологического исследования - формулирование гипотез. Одна из причин слабости многих исследований - отсутствие в них гипотез или неграмотное их построение.

С другой стороны, как бы ни сложно было построение теорий в социальной психологии, более или менее полное знание и здесь не может развиваться при отсутствии теоретических обобщений. Поэтому даже хорошая гипотеза в исследовании не есть достаточный уровень включения теории в исследовательскую практику: уровень обобщений, полученных на основании проверки гипотезы и на основании ее подтверждения, есть еще только самая первичная форма "организации" данных. Следующий шаг - переход к обобщениям более высокого уровня, к обобщениям теоретическим. Конечно, оптимальным было бы построение некой общей теории, объясняющей все проблемы социального поведения и деятельности индивида в группе, механизмы динамики самих групп и т.д. Но более доступной пока представляется разработка так называемых специальных теорий (в определенном значении они могут быть названы теориями среднего ранга), которые охватывают более узкую сферу - какие-то отдельные стороны социально-психологической реальности. К таким теориям можно, например, отнести теорию групповой сплоченности, теорию группового принятия решений, теорию лидерства и т.д. Подобно тому, как важнейшей задачей социальной психологии является задача разработки специальной методологии, также крайне актуально здесь и создание специальных теорий. Без этого накапливаемый эмпирический материал не может представлять собой ценности для построения прогнозов социального поведения, т.е. для решения главной задачи социальной психологии.

Еще одной чертой научного исследования, согласно требованиям логики и методологии науки является обязательная проверяемость гипотез и построение на этой базе обоснованных предсказаний Проверка гипотез, естественно, необходимый элемент научного исследования: без этого элемента, строго говоря, исследование вообще лишается смысла. И вместе с тем в деле проверки гипотез социальная психология испытывает целый ряд трудностей, связанных с ее двойственным статусом.

В качестве экспериментальной дисциплины социальная психология подчиняется тем нормативам проверки гипотез, которые существуют для любых экспериментальных наук: давно разработаны различные модели экспериментальной проверки гипотез. Однако, обладая чертами и гуманитарной дисциплины, социальная психология попадает в затруднения, связанные с этой ее характеристикой. Существует старая полемика внутри философии неопозитивизма по вопросу о том, что вообще означает проверка гипотез, их верификация. Позитивизм объявил законной лишь одну форму верификации, а именно сопоставление суждений науки с данными непосредственного чувственного опыта. Если такое сопоставление невозможно, то относительно проверяемого суждения вообще нельзя сказать, истинно оно или ложно; оно просто не может в таком случае считаться суждением, оно есть "псевдосуждение". Если строго следовать такому принципу (т.е. принимать идею "жесткой" верификации), ни одно более или менее общее суждение науки не имеет права на существование.

Отсюда вытекают два важных следствия, принимаемые позитивистски ориентированными исследователями:

1) наука может пользоваться только методом эксперимента (лишь в этих условиях возможно организовать сопоставление суждения с данными непосредственного чувственного опыта);

2) наука по существу не может иметь дело с теоретическими знаниями (ибо не всякое теоретическое положение может быть верифицировано). Выдвижение этого требования в философии неопозитивизма закрывало возможности для развития любой не экспериментальной науки и ставило ограничения вообще всякому теоретическому знанию; оно давно подвергнуто критике. Однако в среде исследователей-экспериментаторов до сих пор существует известный нигилизм относительно любых форм экспериментальных исследований: сочетание внутри социальной психологии двух начал дает известный простор для пренебрежения той частью проблематики, которая не может быть исследована экспериментальными методами и где, следовательно, невозможна верификация гипотез в той единственной форме, в которой она разработана в неопозитивистском варианте логики и методологии науки.

Но в социальной психологии существуют такие предметные области, как область исследования психологических характеристик больших групп, массовых процессов, где необходимо применение совсем иных методов, и на том оснований, что верификация здесь невозможна, области эти не могут быть исключены из проблематики науки; здесь нужна разработка иных способов проверки выдвигаемых гипотез. В этой своей части социальная психология сходна с большинством гуманитарных наук и, подобно им, должна утвердить право на существование своей глубокой специфики. Иными словами, здесь приходится вводить и другие критерии научности, кроме тех, которые разработаны лишь на материале точных наук. Нельзя согласиться с утверждением о том, что всякое включение элементов гуманитарного знания снижает "научный стандарт" дисциплины: кризисные явления в современной социальной психологии, напротив, показывают, что она сплошь и рядом проигрывает именно из-за недостатка своей "гуманистической ориентации".

Таким образом, все три сформулированных выше требования к научному исследованию оказываются применимыми в социальной психологии с известными оговорками, что умножает методологические трудности.

Для потребителей исследовательской информации, по признанию Марианны Лафранс, важно понимание того какая методология и методы лежат в основе теорий и концепций, позволяющих объяснять и предсказывать социально-психологические явления.

"Ключевым для понимания методологии исследования является осознание того, что отдельная процедура может случайно вызвать полученный результат, не раскрывая предполагаемой причинно-следственной связи. Уверенность в надежности результата возрастает, когда его можно получить другими методами, не совпадающими с первоначально использованным. Будучи разумным потребителем научной информации, вы должны задать себе вопрос: получился бы тот же результат, если бы 1) использовался тот же метод, но в другое время и в другом месте и 2) применялась бы другая исследовательская процедура? Положительный ответ по первому пункту называется репликацией, а по второму – конвергентной валидностью. Для надежности необходимы оба эти качества".

На сегодняшний день достаточно разработаны требования, предъявляемые к научной социально-психологической информации. В общем виде проблема качества информации решается путем обеспечения принципа репрезентативности, а также путем проверки способа получения данных на надежность.

Надежность информации достигается, прежде всего, проверкой на надежность инструмента, посредством которого собираются данные. В каждом случае обеспечиваются как минимум три характеристики надежности:

1. Обоснованность (валидность) инструмента — это его способность измерять именно те характеристики объекта, которые и нужно измерить. Исследователь - социальный психолог, строя какую-нибудь шкалу, должен быть уверен, что эта шкала измерит именно те свойства, например, установок индивида, которые он намеревается измерить. Существует несколько способов проверки инструмента на обоснованность. Можно прибегнуть к помощи экспертов, круга лиц, компетентность которых в изучаемом вопросе общепризнанна. Распределения характеристик исследуемого свойства, полученные при помощи шкалы, можно сравнить с теми распределениями, которые дадут эксперты (действуя без шкалы). Совпадение полученных результатов в известной мере убеждает в обоснованности используемой шкалы. Другой способ, опять-таки основанный на сравнении - это проведение дополнительного интервью: вопросы в нем должны быть сформулированы так, чтобы ответы на них также давали косвенную характеристику распределения изучаемого свойства. Совпадение и в этом случае рассматривается как некоторое свидетельство обоснованности шкалы. Как видно, все эти способы не дают абсолютной гарантии обоснованности применяемого инструмента, и в этом одна из существенных трудностей социально-психологического исследования. Она объясняется тем, что здесь нет готовых, уже доказавших свою валидность способов, напротив, исследователю приходится по существу каждый раз заново строить инструмент.

Андреева Г.М. Социальная психология. – М.: Аспект Пресс, 1997. – 376 с. – С.47

2. Устойчивость информации - это ее качество быть однозначной, т.е. при получении ее в разных ситуациях она должна быть идентичной. (Иногда это качество информации называют "достоверностью").

Способы проверки информации на устойчивость следующие:

а) повторное измерение;

б) измерение одного и того же свойства разными наблюдателями;

в) так называемое "расщепление шкалы", т.е. проверка шкалы по частям.

Как видно, все эти методы перепроверки основаны на, многократном повторении замеров. Все они должны создать у исследователя уверенность, что он может доверять полученным данным.

Андреева Г.М. Социальная психология. – М.: Аспект Пресс, 1997. – 376 с. – С.47

3. Точность информации (в некоторых работах совпадает с устойчивостью - см. Саганенко, 1977. С. 29) измеряется тем, насколько Дробными являются применяемые метрики, или, иными словами, насколько чувствителен инструмент. Таким образом, это степень приближения результатов измерения к истинному значению измеряемой величины. Конечно, каждый исследователь должен стремиться получить наиболее точные данные. Однако создание инструмента, обладающего нужной степенью точности, - в ряде случаев достаточно трудное Дело. Всегда необходимо решить, какая мера точности является допустимой. При определении этой меры исследователь включает и весь арсенал своих теоретических представлений об объекте.

Андреева Г.М. Социальная психология. – М.: Аспект Пресс, 1997. – 376 с. – С.47

Нарушение одного требования сводит на нет и другое: скажем, данные могут быть обоснованны, но неустойчивы (в социально-психологическом исследовании такая ситуация может возникнуть тогда, когда проводимый опрос оказался ситуативным, т.е. время его проведения могло играть определенную роль, и в силу этого возник какой-то дополнительный фактор, не проявляющийся в других ситуациях); другой пример, когда данные могут быть устойчивы, но не обоснованы (если, предположим, весь опрос оказался смещенным, то одна и та же картина будет повторяться на длительном отрезке времени, но картина-то будет ложной).

1.3. Проблематика исследований в социальной психологии

В современном обществе раскрываются многочисленные сферы приложения как теоретических, так и прикладных социально-психологических знаний.

Многие из открытых в традиционной социальной психологии явлений имеют место в любом обществе: межличностные отношения, коммуникативные процессы, лидерство, сплоченность – всего явления, присущие любому обществу. Однако, констатируя этот факт, нужно иметь в виду два обстоятельства. Во-первых, даже и эти, описанные в традиционной социальной психологии, явления приобретают в различных социальных условиях порой совершенно иное содержание. Формально процессы остаются теми же: люди общаются друг с другом, у них формируются определенные социальные установки и т.д., но каково содержание различных форм их взаимодействия, какого рода установки возникают по отношению к определенным общественным явлениям - все это определяется содержанием конкретных общественных отношений. Значит, анализ всех традиционных проблем приобретает новые грани. Методологический принцип включения именно содержательного рассмотрения социально-психологических проблем продиктован, в том числе и общественными потребностями.

Во-вторых, новая социальная реальность рождает порой и необходимость новых акцентов при исследовании традиционных для данного общества проблем. Так, период радикальных экономических и политических преобразований, происходящих сегодня в России, требует особого внимания, например, к проблемам этнической психологии (особенно в связи с обострением межнациональных конфликтов), психологии предпринимательства (в связи с возвратом к становлению частной собственности) и др. Идея о том, что общество диктует проблемы социальной психологии, должна быть дополнена идеей о том, что долг социального психолога - уметь выявить эти проблемы, прогнозировать их развитие.

Кроме задач общетеоретического плана перед социальной психологией общество ставит и конкретные прикладные задачи. Прикладные исследования не могут ожидать решения теоретических вопросов, они выдвигаются буквально из всех сфер общественной жизни. Ряд важнейших направлений прикладных исследований определяется сегодня задачами, связанными с изменениями в управлении социальными системами и организациями и прежде всего промышленного производства, задачами дальнейшего развития демократии и гражданского общества.

Метод исследования важен лишь постольку, поскольку он связан с поставленными вопросами и найденными на них ответами. Он не должен приобретать самостоятельного значения из-за своей изобретательности или оригинальности.

"Хорошая научная работа обладает двумя отличительными признаками: во-первых, она является попыткой решения какой-либо значительной теоретической или практической проблемы, а во-вторых, значение её результатов шире, чем сделанные выводы".

Нет никаких упоминаний об экспериментах по социальной психологии, проведенных до начала XX века. До XX века не было опубликовано ни одной книги по социальной психологии. В 30-х годах двадцатого столетия превратилась в ту науку, какой мы её знаем сегодня. Во время второй мировой войны социальные психологи внесли серьёзный вклад в изучение морального духа и убеждений собственных солдат и солдат противника, что сегодня стало отдельной темой для исследований. Привлечение социальных психологов к стратегическим разработкам внешнеполитического курса в значительной степени предопределили финальные успехи США в холодной войне против СССР, что привело к распаду одной из двух существовавших к 80-м годам XX века постиндустриальных сверхдержав.

“В этот период [50-60 гг. XX века] складывается основная схема кризисов Третьей Мировой войны. Берётся один из тривиальных фактов, создается его окарикатуренное информационное Представление, на его основании начинается давление на советское руководство. На этом участке действия западных СМИ носят провокационный характер. Как правило, спровоцировать советское руководство на семантически неадекватный ответ удавалось достаточно легко. После этого наступал этап разрешения кризиса на основе предложенной американской стороны в контексте чувства вины советской стороны. Такая практика “уколов” обеспечивала “усредненный по кризисам счет” 4:2 в пользу американской стороны, что позволило американцам со временем изменить в свою пользу геополитическую ситуацию.

<…>

Именно в 1960-е годы сложилась удивительная стратегия, обеспечившая НАТО победу в “холодной войне”. Формально США и союзники продолжали привычную схему экономического и политического давления, на окраинах геополитических континентов продолжались локальные конфликты, направленные на увеличение геополитической связанности (Вьетнам, Ближний Восток, Ангола, Эфиопия). В действительности речь шла о борьбе в пространстве социальной и социокультурной связанности: разрушение соорганизованностей между СССР и его союзниками – сначала по социалистическому лагерю, затем по Варшавскому договору. Наконец, на последней стадии, начавшейся в конце 1970-х годов наступила очередь самого Советского Союза.

<…>

США реализовали более сложную и более деятельную стратегию: обезопасив свое семантическое пространство от внешнего воздействия, пользуясь преимуществом в глобальном пространстве коммуникаций, они смогли придать всей мировой культуре антисоциалистические функции. В этой ситуации Советский Союз либо создавал абсолютный железный занавес, что с неизбежностью приводило страну к экономической и технологической катастрофе, либо терял внутреннюю связанность – причем не только между элитами и массой, но и внутри самой правящей элиты”.

Переслегин С. Самоучитель игры на мировой шахматной доске. М.: АСТ, 2005. – 619 с. – С. 87-88

За последнюю четверть XX века количество периодических изданий по социальной психологии возросло более чем в два раза, что, несомненно, свидетельствует не только о становлении профессионального сообщества социальных психологов, но и о возросшем интересе к практическим социально-психологическим исследованиям в обществе.

Социальная психологии, как особый раздел психологии, огромен. Он охватывает множество тем, от романтических взаимоотношений до группового поведения, предрассудков, дискриминации и агрессии. Эти и многие другие темы большинство людей, не являющихся профессиональными психологами, наверняка считают наиболее жизненно важным. Ведь все мы постоянно взаимодействуем друг с другом, и для нас важно как можно больше знать о психологических процессах, происходящих при этом.

В качестве примера исследований наиболее значимых социально-психологических явлений приведем несколько примеров реальных исследований, отобрав из огромного множества те, которые повлекли за собой:

  1. новый взгляд на социальное поведение людей;
  2. бурный рост оригинальных исследований в целях либо подтвердить и усовершенствовать, либо опровергнуть первоначальные результаты;
  3. горячую дискуссию, которая, в конечном счете, обогатила данную область исследования в целом.

Отличия между отношением и реальным поведением человека (исследование Р.Лапьера)

Теоретические основания

В 1930-31 годах Ла-Пьер много путешествовал вместе с китайским студентом и его супругой. “Они оба имели привлекательную внешность, вызывали симпатию, быстро завоевывали уважение всех, с кем их близко сводил случай” (с. 231). Дело происходило в Соединенных Штатах Америки, где тогда существовали сильные предрассудки и дискриминация по отношению к представителям народов Азии. По признанию Ла-Пьера, он очень волновался перед началом путешествия и позднее, в частности, когда они прибыли в небольшой, но шикарный отель “в маленьком городке, известном строгой и фанатичной установкой своих жителей по отношению к выходцам из Азии” (с. 231). Каково же было его удивление, когда им сразу же были предоставлены номера и обслуживали их быстро и вежливо. Ла-Пьер рассказывает далее: “Двумя месяцами позже я снова проделал тот же путь, позвонил в этот отель и спросил, могу ли я заказать номер для очень важного джентльмена из Азии. Ответ был четким: “Нет!”. Такая ситуация еще более возбудила мое любопытство и заставила продолжать исследования” (с. 232).

Идея Ла-Пьера состояла в том, что вопреки широко распространенному мнению социальное поведение людей очень слабо связано с социальными установками, когда они выражены вербально. Другими словами, то, что люди говорят — это часто не то, что они делают.

Метод

Исследование состояло из двух частей. Одна из них была посвящена реальному поведению, другая — высказываемым установкам (символическому поведению).

Исследование реального поведения

Ла-Пьер и его китайские друзья дважды совершили путешествие на автомобиле по Соединенным Штатам, пересекая всю страну. В частности, они объехали все Тихоокеанское побережье. А их общий путь составил примерно 16 000 километров. Тщательное изучение статьи Ла-Пьера показывает, что его исследование установок не было целью путешествия, а просто совпадало с ним. Действительно, Ла-Пьер не ставил в известность китайскую супружескую пару, что он в течение всей их совместной поездки тщательно наблюдал за отношением к ним со стороны обслуживающего персонала. Оправданием таких действий было убеждение, что супруги не смогли бы вести себя естественно, если бы знали об этом наблюдении. Тогда эксперимент стал бы некорректным.

С 1930 по 1933 год путешественники посетили 67 отелей, мотелей и туристских баз, где они останавливались, и 184 ресторана и кафе, где они питались. Ла-Пьер детально фиксировал реакцию обслуживающего персонала — клерков, коридорных, лифтеров и официанток — на присутствие китайской супружеской пары. Он часто предоставлял супругам возможность заниматься оформлением поселения, пока сам присматривал за багажом, а также старался, чтобы китайцы входили в ресторан первыми. То, как обращались с китайской парой в различных местах, будет предметом детального обсуждения ниже.

Исследование символического поведения

Для исследования символического поведения Ла-Пьер разослал по почте вопросники во все те учреждения, которые он посетил ранее вместе с китайскими молодоженами. При этом между реальным посещением и отправкой вопросников был сделан перерыв в шесть месяцев. Такой разрыв во времени, как предполагал Ла-Пьер, постепенно изгладит из памяти впечатления от визита китайской супружеской пары.

Ведь самый интересный из заданных вопросов гласил: “Согласны ли вы принять в своем заведении в качестве гостей представителей китайской национальности?”. Такие вопросники вернулись заполненными из 81 ресторана и кафе и 47 гостиниц разного рода (что соответствует 51%).

Чтобы убедиться, не влиял ли на полученные ответы предшествующий визит китайских молодоженов, Ла-Пьер разослал идентичные вопросники в такого же рода учреждения, но которые путешественники не посещали. Из 32 отелей и 96 ресторанов, расположенных в тех же регионах страны, он тоже получил ответы.

Итак, спустя примерно три года Ла-Пьер имел необходимые данные для сравнения социальных установок и социального поведения.

Хок Р.Р. 40 исследований, которые потрясли психологию. – СПб.: “прайм-ЕВРОЗНАК”, 2003. – 416 с. – С. 379-381

Психолог Стэнфордского университета Ричард Ла-Пьер (Richard LaPiere) опубликовал работу "Социальные установки и поведение". Его исследования, проведенные в 1934 году, стали отправной точкой для весьма значительного числа работ, большего, чем это можно сказать в связи с любым другим исследованием. Ла-Пьер занимался социальными установками (social attitudes) — теми, которые мы имеем по отношению к другим людям или группе людей. Представляется логичным, что личностная установка на объект (будь то человек или вещь) будет влиять на поведение человека по отношению к объекту.

На заре развития психологии считалось, что такое соответствие между установкой и поведением существует во всех случаях, независимо от того, выражает ли человек свои гастрономические предпочтения или же высказывает мнение в отношении других людей (социальная установка). Поэтому психологи и социологи применяли различные вопросники для определения установок и считали, что существующие установки будут детерминировать поведение человека при его реальной встрече с объектом установки.

Ла-Пьер попытался выяснить, насколько это допущение справедливо по отношению к социальным установкам. Для наглядности он использовал такой пример. Исследователь обращается к американцу с вопросом: "Вы уступите в трамвае место американке?". Ла-Пьер объясняет, что ответ — каким бы он ни был — будет символическим ответом на гипотетическую ситуацию. Поэтому нельзя предсказать, что в действительности будет делать мужчина, когда он лицом к лицу столкнется в переполненном трамвае с реальной американской женщиной.

До Ла-Пьера большинство исследователей были уверены, что действительно смогут предсказать реальное поведение опрашиваемого исходя только из его символической установки, для определения которой они использовали его ответы на вопросы о гипотетической ситуации. И не только это; психологи даже пытались на основании подобных ответов предсказывать, как будут развиваться, в общем и целом, отношения между американцами и армянами. Ла-Пьер привел доводы в пользу того, что утверждения о прямом соответствии символического поведения (ответы на вопросник) и реального поведения, возможно, вообще ошибочны. Во всяком случае, это соответствие совсем не гарантировано и далеко не так однозначно, как считали его современники. Точку в этой дискуссии и поставила знаменитая работа Ла-Пьера, посвященная исследованиям расовых и этнических предрассудков и дискриминации в американском обществе (напомним, что это были 1930-е годы). Нельзя сказать, что такие негативные установки не существуют в наши дни, но совершенно очевидно, что 60 лет тому назад дискриминация была общепринятой и вопиющей. Примером может служить общая в те времена линия поведения — не обслуживать в отелях и ресторанах членов определенных расовых и этнических групп. Ла-Пьер решил использовать это обстоятельство для проверки своей идеи: установки часто не дают возможности предсказывать реальное поведение.

В течении трёх лет Ла-Пьер проводил исследовательские процедуры, позволившие ему собрать материал и сделать некоторые обобщения. В частности он сообщил, что во время путешествия при посещении 251 отеля и ресторана имел место только один случай, когда им отказали в обслуживании по причине этнической принадлежности его спутников-китайцев. Это случилось в маленьком калифорнийском городке в мотеле, по описанию Ла-Пьера, довольно низкого пошиба. Его владелец подошел к автомобилю и, увидев пассажиров, заявил: "Нет, я не принимаю японцев!". Этот безобразный случай остался единственным, хотя надо отметить, что иногда наблюдались некоторые странности в обращении с китайской парой, вызванные любопытством по отношению к необычным посетителям. По этому поводу Ла-Пьер пояснил, что в 1930 году не только на Тихоокеанском побережье, но даже в Чикаго и Нью-Йорке большинство жителей мало общались с людьми азиатского происхождения, а многие их вообще никогда не видели. Анализируя данные об оценках, выставленных им за обслуживание, можно убедиться, что ученый оценивал уровень сервиса как обычный или даже несколько более высокий по сравнению с тем, который он ожидал встретить, путешествуя в одиночку. Исключения представляли собой только немногие учреждения.

Обобщая ответы на вопросы, заданные по почте через шесть месяцев после посещения (сюда же включены ответы из тех учреждений, где путешественники не были) исследователь отмечает, что почти все респонденты (более 90%) — владельцы отелей, кемпингов, туристских баз, ресторанов и кафе, которые посетил Ла-Пьер вместе с китайской парой, ответили, что они не обслуживают представителей Китая! Но почти таким же оказалось распределение ответов из учреждений, которые путешественники не посещали. Это совпадение, как считал Ла-Пьер, показывает независимость результатов от их недавнего визита. Правда, один ответ "да" на главный вопрос пришел от менеджера небольшого мотеля. К ответу было приложено "неофициальное письмо с описанием замечательного визита китайского джентльмена и его милой жены прошлым летом".

Ответная реакция профессионального психологического сообщества породила большое количество исследований, которые планировались по трем основным направлениям.

Во-первых, появилось много серьезных критических рецензий, направленных на опровержение доводов Ла-Пьера.

Во-вторых, некоторые исследователи попытались определить, почему выявление установок не дает возможности предсказывать реальное поведение.

И, в-третьих, исследователи человеческого поведения стремились выяснить условия, при которых определяемые установки будут достоверно предсказывать поведение.

Критика методов Ла-Пьера была направлена, прежде всего, на упрощенность ответов по принципу "да – нет" на вопросы в его письмах. Такие ответы были сочтены недостаточными для выявления личностной установки в отношении специфических групп людей. Как пример, критики указывали, что образ представителя китайской национальности в умах респондентов мог сильно отличаться от привлекательных китайских супругов, с которыми они встретились в реальности. Другим объектом критики был тот факт, что ответы пришли только из половины учреждений, которые посетили Ла-Пьер и его спутники. Возможно, тот респондент, который нашел время ответить, как раз и оказался человеком с сильнейшей негативной установкой к выходцам из Азии. Наконец, по прошествии шести месяцев нельзя было исключить возможность, что ответы на вопросник писал совсем другой человек, а не тот, который встречал путешественников на самом деле.

Но как бы то ни было, спустя 40 лет после работы Ла-Пьера другой психолог, выполняя критический обзор исследований, проведенных за все эти годы, пришел к выводу, что связь между установками и реальным поведением действительно очень слаба и, вероятно, не существует вовсе (Wicker, 1971). Многие ученые пытались определить, почему этой связи нет. Было предложено много объяснений этого феномена (см.: Fishbein & Ajzen, 1975).

Прошло более 65 лет после появления статьи Ла-Пьера, а на нее и по сей день делают ссылки в научных работах по проблеме связи между установками и поведением, особенно когда речь идет о предрассудках и дискриминации. В одной выдающейся современной исследовательской работе, отправной точкой которой явились идеи Ла-Пьера, изучалось влияние лекций по парапсихологии на веру людей в феномен экстрасенсорного воздействия (Roe, 1998). Психолог исследовал популярную точку зрения, что развитие безусловной веры в паранормальные явления происходит, с одной стороны, под влиянием жизненного опыта отдельных людей, а с другой — публичных выступлений парапсихологов и их предсказаний. Исследовался жизненный опыт в области паранормальных явлений у более чем трехсот человек. Почти каждый третий из испытуемых сообщал, что побывал хотя бы на одном из сеансов. Полученные данные подтверждали, что большинство испытуемых действительно принимали участие в экстрасенсорных действах и считали все, что говорится на этих сеансах, достоверным, несколько своеобразным, но полезным для себя лично. Однако — и это главное — только у немногих испытуемых отмечены существенные изменения поведения или отношений, связанные с предсказаниями парапсихологов. Это приводит к очевидному выводу: несмотря на то, что многие люди заявляют о своей вере в паранормальные явления, на самом деле эта вера не столь сильна и не приводит к заметным изменениям поведения в реальных жизненных ситуациях.

Уже более 10 лет в американских и английских словарях существует новое слово, точнее аббревиатура, относящаяся к исследованиям связи между установками и поведением. Вот она: NIMBY — "противник нового" (сокр. от not in my back yard — "не на моем заднем дворе"). Обычно NIMBY появляется в контексте разного рода событий, проектов или изменений в природе, к которым приковано всеобщее внимание. Часто предмет дискуссии находит широкую поддержку, и многие соглашаются с целесообразностью данного проекта. Но как только выясняется, что дело может коснуться кого-то персонально, позиция меняется на диаметрально противоположную и люди настойчиво протестуют. Иначе говоря: "Идея хороша, но только не на моем заднем дворе!"

В качестве примера такого расхождения между установками и поведением часто приводят споры о хранении радиоактивных отходов. Большинство согласно с тем, что такие отходы должны надежно размещаться в специальных герметически закрытых подземных хранилищах. Но попробуйте найти место, где живущие там люди согласятся с постройкой такого хранилища поблизости. NIMBY! Такое явление широко известно в сферах психологической и медицинской общественных служб. Статья Замбока, Хаммера и Ройяна (Zsambok, Hammer & Rojahn, 1999) называется "Кладите свои деньги в свой собственный рот" ("Put Your Money Where Your Mouth Is") . Она посвящена исследованию установок жителей на предложение открыть по соседству интернат для психически больных. Некоторых жителей просили принять участие в опросе, и люди с готовностью выражали согласие с необходимостью открыть такое учреждение. Других испытуемых просили подписать петицию об открытии такого интерната где-нибудь поблизости. Вы уже представляете себе результат, не правда ли? Корреляция между двумя показателями была очень низкой, то есть прогноз на основе выявленной установки в отношении поведения, как реакции на петицию, очень ненадежен.

Конформизм в поведении человека (исследование С.Аша)

Методика

Визуальным материалом в эксперименте служили карточки с изображениями линий, используемые попарно. В каждой паре на одной из карточек были изображены три вертикальных отрезка разной длины (сравниваемые отрезки), на другой — один отрезок-образец, равный по длине какому-нибудь из нарисованных на первой карточке (рис. 1).

Процедура исследования была следующей. Представьте себе, что вы согласились добровольно принять участие в исследовании зрительного восприятия. Вы приходите в

Рис. 1. Образцы карточек для сравнения в экспериментах С. Аша (материал взят со с. 32 базовой статьи)

Рис. 1. Образцы карточек для сравнения в экспериментах С. Аша (материал взят со с. 32 базовой статьи)

экспериментальную лабораторию к определенному времени, застаете в ней семерых человек, сидящих в ряд, и садитесь на свободный стул в конце ряда. Экспериментатор, показывая пару карточек, предлагает определить, какой из трех сравниваемых отрезков имеет ту же длину, что и образец. Не правда ли, вам достаточно одного взгляда на эти отрезки, чтобы найти правильный ответ? Но отвечают на этот вопрос сначала другие участники, начиная с сидящего на самом дальнем от вас стуле. Каждый дает правильный ответ, и когда очередь доходит до вас, вы, безусловно, отвечаете так же. Далее процесс повторяется, карточки меняются, и вы снова без проблем даете правильный ответ, будучи опять последним в группе. Но вот на следующей стадии эксперимента происходит нечто необычное. Карточки открыты, ответ вам, конечно, сразу же ясен. (После всего предыдущего это нетрудно.) Но когда отвечают другие, все они выбирают не тот отрезок! Теперь ваша очередь, и вы невольно задумываетесь. Все эти люди разом ослепли? Ведь правильный ответ лежит на ладони! А может быть, вы ослепли? Или, хуже того, сошли с ума? Вы должны принять решение, отвечать ли так же, как все — подстроиться под общее мнение и согласиться с остальными членами группы или отстаивать свой ответ (после всех, и отрезки у вас прямо перед глазами)?

Нетрудно догадаться, что семеро других испытуемых в лаборатории на самом деле не являлись таковыми, а были помощниками экспериментатора (“подсадными”). Они создавали экспериментальную ситуацию с самого начала, и их ответы были как раз ключом к исследованию конформного поведения.

Критические замечания

Работа Аша по конформному поведению получила широкую поддержку и одобрение. Аналогичные эксперименты многократно повторялись

другими психологами при широком спектре условий. Критические замечания, в основном, сводились к вопросу: применимы ли результаты исследований Аша к реальным жизненным ситуациям? Другими словами, можно ли по ответу испытуемого о длине одного из отрезков, да еще в лаборатории, судить о конформности его поведения в реальной жизни? Критики указывали: “Вполне возможно, что испытуемые проявляют желание идти в ногу с группой в таких тривиальных и не представляющих важности вопросах, как длина какого-то отрезка; но будет ли их поведение столь же конформным в реальной жизни, когда предмет обсуждения гораздо важнее для них”. Это обоснованная критика, но она в равной степени относится ко всем исследованиям поведения человека, проводимым в контролируемых лабораторных условиях. Безусловно, возникающие в реальной жизни вопросы могут быть значительно более важными, и давление группы, влекущее за собой конформное поведение, соответственно, во много раз сильнее.

Хок Р.Р. 40 исследований, которые потрясли психологию. – СПб.: “прайм-ЕВРОЗНАК”, 2003. – 416 с. – С. 389-393

Когда психологи говорят о конформности, они рассматривают поведение индивидуума, соблюдающего нормы определенной группы, членом которой он является. Неписаные правила поведения в группе называются социальными нормами. Порой конформность сильно сказывается в нашем поведении и в некоторых случаях может заставить действовать в противоречии с нашими установками, этикой и моралью. Поэтому явление конформности и вызывало большой интерес у исследователей человеческого поведения и желание изучить этот феномен. Но интерес оставался лишь интересом до середины 50-х годов, когда Соломон Аш (Solomon Asch) решил заняться систематическим изучением проблемы конформности. Его эксперименты дали большое количество новой информации о конформном поведении и открыли дорогу для многих более поздних исследований.

Каждый испытуемый принимал участие в такой серии экспериментов несколько раз. Приблизительно 75% из них в конце концов приходили к согласию с группой. По обобщенным данным эксперимента, испытуемые соглашаются с неправильными ответами группы в каждом третьем случае. Для уверенности, что о длине сравниваемых линий действительно можно судить достаточно точно, каждого из испытуемых контрольной группы просили записать свой ответ по сравнению длин отрезков. Испытуемые в этой группе дали 98% правильных ответов.

Исследования Аша наглядно показали, насколько мощным является фактор давления группы. Даже в этих простых экспериментах, когда испытуемые четко осознавали ошибочность ответов своих соседей, они все равно хотели подстроиться под общее мнение. Каким же сильным должно быть это влияние в реальной жизни, где давление группы намного сильнее, а спорные вопросы гораздо неопределеннее? Конформность широко и всесторонне изучается уже много лет, и в настоящее время психологами установлено, что она является важнейшим фактором поведения человека.

Результаты работы Аша чрезвычайно важны для психологии в следующих двух аспектах. Во-первых, как указывалось выше, они продемонстрировали реальную силу социального давления, причем впервые это было сделано так четко и научно обоснованно. Во-вторых, и это, возможно, еще важнее, его работа породила целую волну исследований, которые не прекращаются и по сей день. Новые исследования направлены на расширение и углубление наших знаний о специфических факторах, определяющих эффекты конформности в нашем поведении. Рассмотрим некоторые из этих факторов.

Социальная поддержка. Аш проводил свои эксперименты с небольшими вариациями. Например, в некоторых случаях один из семи помощников давал правильный ответ. И результат сразу менялся: при таких условиях только 5% испытуемых соглашались с мнением группы. Очевидно, даже единственного союзника было достаточно, чтобы остаться верным своему мнению, сопротивляться давлению группы и не проявлять конформности. Это открытие было подтверждено более поздними исследованиями (см., например: Morris & Miller, 1975).

Привлекательность группы и связь с ней. Более поздние исследования показали важную роль этого фактора. Чем привлекательнее была группа для испытуемого и теснее связь с ней, тем охотнее он подстраивал свое поведение под общее и разделял установки группы (см.: Forsyth, 1983). Тенденции к проявлению конформности будут наиболее сильными у того, кому нравится группа и кто ощущает себя причастным к ней (т. е. для кого эта группа является референтной).

Размер группы. Первоначальные исследования Аша и других психологов выявили тенденцию усиления конформности поведения испытуемых с увеличением размера группы. Однако дальнейшие работы показали, что эта зависимость является достаточно сложной. Указанное усиление хорошо выражено для групп из шести-семи человек, но при дальнейшем увеличении размера группы уровень конформности выравнивается или даже снижается. По мнению Аша, в большой группе испытуемые постепенно начинали сомневаться в искренности некоторых ее членов и подозревать их в сговоре с целью оказать давление. И тогда эффект оказывался прямо противоположным: испытуемые сопротивлялись такому очевидному давлению группы на них.

Пол испытуемых. Как зависит уровень конформности от пола? Ответить на этот вопрос попытались психологи, исследования которых были выполнены вскоре после работы Аша.

Полученные ими данные показали, что женщины чаще проявляют конформность, чем мужчины. В последующих экспериментах, которые выглядели вполне корректными, этот вывод неоднократно подтверждался. В психологической литературе закрепилось мнение о различной склонности мужчин и женщин к конформному поведению. Однако в последнее время такая точка зрения поставлена под сомнение. Новые исследования ее не подтверждают. К тому же выяснилось, что в ранних работах (проводимых мужчинами) ненамеренно создавались условия, более привычные и комфортные для мужчин, чем для женщин. Психологам известно, что большая склонность к конформному поведению наблюдается тогда, когда человеку трудно выбрать линию поведения. Следовательно, результаты экспериментов, которые показали, что конформность более характерна для женщин, могли быть искажены систематической ошибкой, возникшей вследствие плохо различимого (и неумышленного) предубеждения, закравшегося в методику проведения исследований и повлиявшего на его результаты. Современные работы, проведенные при более точно контролируемых условиях, не выявляют тендерных различий в степени конформности (см.: Sistrunk & David, 1971, где приведена дискуссия по данному вопросу).

На примере многих современных работ можно видеть, как статья Аша продолжает влиять на исследование важных и все еще спорных социальных вопросов. Авторы одной из них пытались выяснить, почему молодежь продолжает игнорировать безопасный секс (Cerwonka, Isbell & Hansen, 2000). Они оценили почти 400 студентов в возрасте 18-29 лет по уровню знаний в различных вопросах, касающихся СПИДа, форм сексуального поведения повышенного риска (отказ от использования презервативов, случайные и многочисленные сексуальные связи), влияния алкоголя и различных лекарственных препаратов; также студентов просили рассказать о собственной истории сексуальных отношений. Установлено, что степень стремления соответствовать групповым нормам является одним из показателей, позволяющих прогнозировать наличие ярко выраженных форм сексуального поведения, связанных с риском.

Другая работа с использованием метаанализа (см. обсуждение работы Smith & Glass в предыдущем разделе) посвящена разбору ряда последних исследований, в которых использованы идеи Аша (Bond & Smith, 1996). Цель этой работы состояла в определении возможных изменений склонности к конформному поведению во времени и выявлении влияния культуры на конформность. Показано, что уровень конформности в США значительно снизился с того времени, когда были выполнены исследования Аша. Еще более интересным является установление авторами важной роли культуры в склонности людей к конформному поведению. Исследования конформности, проведенные в разных странах, доказывают, что ее уровень заметно различается. В странах с приоритетом коллективизма (например, Японии или Индии), где цели больших социальных групп имеют значительно более высокую ценность по сравнению с целями личности, уровень конформности существенно выше, чем в тех, культуры которых поощряют индивидуализм (например, США). В последних отмечается явный приоритет личностных целей сравнительно с целями группы (см. в главе 7 обзор исследований Triandis, посвященных сравнению культур, отдающих предпочтение коллективизму или индивидуализму). Эти работы делают очевидным тот факт, что психологические исследования должны учитывать влияние культуры.

Подчинение авторитету (исследование С.Милграма)

Методика

Пожалуй, наиболее оригинальной в этом исследовании была сама технология, позволяющая определять в лабораторных условиях степень подчинения одного человека другому. Милграм сконструировал генератор тока достаточно устрашающего вида: большой электронный прибор с тридцатью рычагами-переключателями, каждый из которых был снабжен ярлыком с обозначением создаваемого данным рычагом напряжения в цепи, начиная от 30 и до 450 вольт с шагом 15 вольт. К тому же переключатели были объединены в группы с надписями: “слабый электрический удар”, “удар средней силы” и “опасно: мощнейший удар”. Идея состояла в том, чтобы испытуемый мог, получив приказ, наносить электрический удар увеличивающейся силы другому человеку. Конечно же, Милграм не был садистом, но вся его аппаратура выглядела крайне правдоподобно. Особенно этот генератор тока. На самом деле никому из участников эксперимента не причиняли никакой боли.

Испытуемыми в этом исследовании были 40 мужчин в возрасте от 20 до 50 лет. Среди них 15 человек были квалифицированными и неквалифицированными рабочими, 16 человек — коммерсанты или бизнесмены, и девять — специалисты различных профессий. Все они были приглашены на работу по объявлениям в газете или по почте для оплачиваемого участия в эксперименте в качестве испытуемых (исследования Йельско-го Университета по проблемам памяти и обучения). Каждому испытуемому платили по $4.50 (не забудьте: это доллары 1963 года). Всем участникам было четко объяснено, что им платят просто за приход в лабораторию. Что будет происходить потом, для них не должно иметь значения. Таким образом, обеспечивалась гарантия, что испытуемые будут уверены в получении оплаты, независимо от их поведения во время эксперимента.

Кроме испытуемых в эксперименте принимали участие еще двое. Один из них был помощником экспериментатора (47-летний “подсадной”), ведущий себя как испытуемый. Другой — актер, играющий роль экспериментатора. Он был одет в серый лабораторный халат и выглядел очень официально.

Когда участник эксперимента прибывал в лабораторию социального взаимодействия Йельского Университета, его усаживали рядом с другим “испытуемым” (помощником экспериментатора). По очевидной причине истинную цель эксперимента не раскрывали перед испытуемым, поскольку это могло бы сильно изменить его поведение. Поэтому “экспериментатор” объяснял обоим участникам не суть эксперимента, а придуманную Милграмом “легенду”: они будут участвовать в изучении влияния наказания на процесс обучения. Затем испытуемые тянули жребий из шляпы: на кусочках бумаги было написано, кто будет “учителем”, а кто — “учеником”. Было подстроено так, что испытуемый всегда становился “учителем”, а “подсадной” — всегда “учеником” (не забудьте, что “ученик” — это на самом деле помощник экспериментатора, так же как и актер, играющий роль самого экспериментатора).

“Ученика” усаживали в другой комнате, пристегивали ремнями к стулу и подсоединяли к электродам (как пояснялось, с помощью специальной токопроводящей пасты во избежание ожогов и пузырей на коже испытуемого). Все эти операции проделывались на глазах истинного испытуемого. Электроды, закрепленные на руках “ученика”, были присоединены к генератору тока, находящемуся в соседней комнате. Руки “ученика” фиксировались таким образом, чтобы он мог достать до четырех кнопок, маркированных а, в, с и d, и, нажимая на какую-либо из них, ответить на вопросы “учителя”, находящегося в соседней комнате.

Задание по обучению было объяснено и “учителю”, и “ученику”. Последнему нужно было выучить список пар слов. Список был достаточно длинным, так что это была не такая уж легкая задача для памяти. “Учитель” — испытуемый должен был зачитать написанные на листе пары слов и затем проверить по ним память “ученика”. Экспериментатор проинструктировал “учителя”, что тот должен наносить электрический удар “ученику” всякий раз, когда тот отвечает неправильно. И очень важно, что за каждый последующий неправильный ответ “учитель” должен добавлять еще один уровень напряжения тока на генераторе. Все было сконструировано и сделано так правдоподобно, что никому и в голову не могло прийти, что на самом деле никакой удар вообще не наносился.

Ответы “ученика” (“подсадного”) были заранее составлены с чередованием правильных и неправильных, с одинаковой последовательностью для всех испытуемых. По мере продвижения эксперимента напряжение в цепи все увеличивалось с увеличением числа неправильных ответов, и “ученик” начинал кричать из соседней комнаты, что ему нехорошо (фразы были придуманы заранее и записаны на пленку, среди них были и жалобы на боли в сердце). При напряжении 300 вольт он уже колотил в стену и требовал выпустить его. При дальнейшем повышении напряжения более 300 вольт “ученик” замолкал и больше не отвечал на вопросы. “Учителю” объясняли, что отсутствие ответа нужно засчитывать как неправильный ответ и продолжать действовать по инструкции.

Большинство испытуемых на каком-то этапе обращались к экспериментатору с вопросом, продолжать ли повышать напряжение. Когда такое происходило, экспериментатор приказывал продолжать эксперимент, давая серию команд с возрастающей строгостью, вынуждая к действию все более настойчиво по мере необходимости:

Команда 1: Пожалуйста, продолжайте.

Команда 2: Условия эксперимента требуют, чтобы вы продолжали.

Команда 3: Чрезвычайно важно, чтобы вы продолжали.

Команда 4: У вас нет другого выбора, вы должны продолжать.

Мерой подчинения считался уровень напряжения, при котором испытуемый отказывался продолжать эксперимент. Поскольку на генераторе было 30 переключателей, каждый испытуемый получал, соответственно, от 0 до 30 очков. Испытуемых, которые прошли все уровни напряжения до самого высокого отнесли к покорным испытуемым (obedient), a тех, кто прекратил свои действия на нижних значениях напряжения, назвали непокорными испытуемыми (defiant).

Хок Р.Р. 40 исследований, которые потрясли психологию. – СПб.: “прайм-ЕВРОЗНАК”, 2003. – 416 с. – С. 406-409

Идея Милграма научно исследовать проблему подчинения возникла из его интереса к вопросу: почему люди способны наносить большой вред себе подобным, действуя по приказу. Милграм проанализировал акты жестокости, совершенные по приказу во время Второй мировой войны, а также, в более общем плане, акты бесчеловечности, которые совершались в истории цивилизации людьми, выполнявшими распоряжения других. Милграму представлялось, что в некоторых ситуациях тенденция к подчинению так глубоко засела в душе человека и столь сильна, что сводит на нет его способность поступать в соответствии с моралью, этикой или просто сочувствовать другим людям.

Стэнли Милграм (Stanley Milgram) из Йельского Университета изучил явление подчинения и получил волнующие и даже шокирующие результаты.

Исследования Милграма по подчинению, возможно, наиболее широко известны во всей истории психологии. Они включены во все учебники по общей психологии, а также во все учебники по социальной психологии. На основе этой работы Милграм написал монографию по психологии подчинения (1974); о его исследованиях был снят фильм, который широко используется в преподавании курсов общей и социальной психологии. Рассматриваемый эксперимент относится не только к дискуссии о феномене подчинения, он оказывает сильное влияние на методологию исследования спорных вопросов, а также затрагивает этику психологических работ, в которых люди используются в качестве испытуемых.

Задача Милграма как экспериментатора состояла в том, чтобы заставить одного человека по приказу другого нанести физический вред кому-то третьему, не причиняя ему на самом деле никакого вреда.

Главное теоретическое положение обсуждаемой работы Милграма состоит в следующем: человек имеет тенденцию подчиняться другому человеку, чей авторитет выше, чем у него. Он склонен подчиняться, даже нарушая свой кодекс морали и игнорируя поведение, диктуемое этикой. Милграм полагал, например, что многие люди, которые никогда бы намеренно не причинили кому-то другому физическую боль в любом ее виде, тем не менее, причинят боль и страдание жертве (наказываемому ученику), если получат приказ сделать это от человека (экспериментатора), которого они воспринимают как весьма авторитетное лицо.

Следуя командам экспериментатора, каждый испытуемый повышал напряжение, по крайней мере, до 300 вольт, то есть до того уровня, когда "ученик" колотил в стену, просил выпустить его, а потом замолкал и уже не отвечал на вопросы. Но самое удивительное в полученных результатах — это количество испытуемых, которые, подчиняясь приказам, проходили всю шкалу напряжения и доходили до максимума.

Только 14 испытуемых отказались выполнять приказы и прекратили работу, не достигнув 450 вольт, в то время как 26 испытуемых из 40, т. е. 65%, подчинились приказам экспериментатора и дошли до верхнего предела шкалы напряжения. Нельзя сказать, что испытуемые после проделанного эксперимента чувствовали себя спокойными и счастливыми. Многие проявляли признаки сильнейшего стресса и беспокоились о человеке, получившем электрический удар, и даже злились на экспериментатора. И все же они подчинились.

Отметим, что некоторые из участников испытывали сильный психологический дискомфорт, и вся процедура была для них тяжелым испытанием, особенно последняя треть эксперимента, когда ученик замолкал и не откликался на вопросы. Чтобы смягчить беспокойство и облегчить состояние испытуемых, им полностью объяснили все хитрости эксперимента, их функции в нем и цели, которые преследовались при его проведении. Но все это происходило, когда эксперимент заканчивался. К тому же испытуемым задавали вопросы об их чувствах и мыслях во время работы, а "ученик" — помощник экспериментатора дружески мирился с каждым испытуемым.

Милграм указал на несколько факторов, которые, по его мнению, могли бы объяснить такую высокую степень подчинения в данной ситуации. С точки зрения испытуемых, факторы необходимо было продолжать эксперимент так как:

1) Эксперимент поставлен в Йельском университете, следовательно, его проводят профессионалы, и кто я, собственно, такой, чтобы задавать вопросы такому серьезному учреждению.

2) Цели, преследуемые таким экспериментом, наверняка очень важны, и раз уж я подрядился участвовать в нем, то должен выполнить свою задачу для реализации этих целей.

3) К тому же ученик добровольно пришел для участия в эксперименте и, значит, тоже должен выполнить свои обязательства.

4) Просто так сложились обстоятельства, что я стал учителем, а он учеником. Мы тащили жребий, и в следующий раз он может выпасть иначе.

5) Мне платят за эту работу, так что нужно сделать ее получше.

6) Я не знаю всех прав в отношениях психологов и испытуемых, так что я вынужден соглашаться с их точкой зрения.

7) Они говорили нам обоим, что электрический удар болезненный, но не опасный.

Милграм повторял схожие по методике эксперименты вне Йельского университета, например, со студентами-волонтерами и женщинами в роли испытуемых. Каждый раз он получал сходные результаты.

Ему удалось обнаружить, что физическая и, следовательно, эмоциональная дистанция между жертвой и "учителем" изменяют уровень подчинения. Наивысший уровень подчинения (93% испытуемых доходили до верхнего уровня шкалы напряжения) достигался, когда "ученик" находился в другой комнате и его нельзя было видеть или слышать. Если же "ученик" находился в одной комнате с испытуемым ("учителем") и испытуемому, кроме того, приходилось самому прижимать руки ученика к электродам, уровень подчинения падал до 30%.

Еще одно открытие Милграма: дистанция между авторитетным лицом и испытуемым тоже влияет на уровень подчинения. В одной из созданных ситуаций экспериментатор находился за пределами комнаты и давал команды испытуемому по телефону. В этом случае уровень подчинения упал до 21%.

И, наконец, некий более позитивный результат. Когда испытуемым разрешили наказывать ученика, выбирая уровень напряжения по своему усмотрению, ни один из них не поставил переключатель выше второго уровня, или 45 вольт.

Таким образом, решая актуальные вопросы социальной практики, социальная психология не только делает открытия, позволяющие внести серьезные изменения в человека в обществе, но и совершенствует свою методологию, частные методики, в кругу специалистов исследователей ведется активная дискуссия относительно этических стандартов изучения человеческого поведения в экспериментальных условиях.