22 июня 1941 г. фашистская Германия напала на СССР. Согласно плану “Барбаросса” (плану нападения Германии на СССР), немецкое командование рассчитывало за несколько месяцев овладеть важнейшими промышленными и политическими центрами нашей страны — Москвой, Ленинградом, Донбассом и другими, разбить основные силы Красной Армии уже в первых сражениях и не допустить их отступления вглубь страны. Осуществить свои цели оно предполагало путем согласованных действий четырех группировок— Финляндской, групп армий “Север”, “Центр”, “Юг”, нанесением мощных ударов своими танковыми и механизированными соединениями во фланги и тылы Красной Армии.
Германия и ее союзники сосредоточили на границах СССР 164 дивизии численностью 4 733 990 человек, 41 293 артиллерийских орудия и минометов, 3899 танков, 4841 самолет.
Советский Союз в приграничных округах имел 174 дивизии численностью 2 780 000 человек, 43 872 орудий и минометов, 10 394 танка (из них 1325 — Т-34 и КВ) и 8154 самолета (из них 1540 — новых конструкции).
В приграничных сражениях советские войска потерпели сокрушительное поражение и вынуждены были отступить. К середине июля 28 советских дивизии оказались полностью разгромленными, 70 дивизии потеряли свыше 50% своего личного состава и техники. Общие людские потери составили свыше 1 млн. человек. Всего было потеряно 3 468 самолетов, около 6 тыс. танков, более 20 тыс. орудий, 30% всех запасов боеприпасов, 50% всех запасов горючего и фуража. Наибольшие потери понесли войска Западного фронта. К 10 июля немецкие войска продвинулись вглубь советской территории: на главном, западном, направлении на 450— 600 км, на северо-западном — на 450—500 км, на юго-западном — на 300—350 км.
Для сравнения: немецкие потери за тот же период составили около 100 тыс. человек, 900 самолетов, менее 1 тыс. танков. В чем же причины столь катастрофического начала войны для нашей страны?
Прежде всего стоит сказать о степени готовности СССР к войне, причем реальной, а не по оценке советских лидеров. Сюда в первую очередь нужно отнести боеготовность вооруженных сил: их размещение, техническое оснащение, боевую подготовку.
Из приведенных данных видно, что в количественном отношении немцы имели преимущество лишь в личном составе, а по основным видам вооружений было либо равенство, либо даже наше преимущество. При этом можно определенно говорить о качественном превосходстве лишь фашистской авиации над советскими самолетами старых марок. Новых же самолетов (ЯК-1, МиГ-3, ЛаГГ-3) было мало. Во всех остальных видах вооружений заметного качественного превосходства у немцев не было. Мы уже имели на вооружении такие танки, как Т-34, КВ, которые по некоторым параметрам даже превосходили танки противника, причем в достаточном количестве — 1325 против 1634 немецких средних танков Т-111, Т-1У.
Таким образом, и большого качественного превосходства немецкой техники не было. А значит, на первое место выходит вопрос об использовании имевшихся сил Красной Армии, об умении правильно ими распорядиться. Вот этого-то умения и не хватило нашему военно-политическому руководству. Были допущены ряд крупных политических ошибок и просчетов военно-стратегического характера. Среди таких просчетов и ошибок традиционно называют следующие.
1. Просчет в определении возможного времени нападения гит-яеровской Германии. В результате мы отстали в концентрации войск, в создании мощных наступательных группировок, враг добился превосходства в силах и средствах на главных направлениях.
2. Просчет с определением направления главного удара противника. Сталин настоял на том, что немцы основные силы сосредоточат на юге для захвата Украины, Донбасса — крупных сельскохозяйственных и промышленных районов. И именно поэтому советские войска усиливали прежде всего южное направление. Однако основной удар немцы нанесли на Смоленско-Московском направлении.
3. Еще одной крупной ошибкой военно-стратегического характера была неверная оценка советским командованием начального периода войны. Считалось, что обе стороны в этот период начнут боевые действия лишь частью сил, главные же силы вступят в войну недели через две, т.е. советское командование ставило на первом этапе войны ограниченные цели. Гитлеровцы же сразу ввели все имеющиеся силы в бой с целью захвата стратегической инициативы и разгрома противника.
4. Сказались и шапкозакидательские настроения — бить врага собирались на чужой территории, остановив его в приграничных сражениях, сразу же намеревались перейти в наступление. Поэтому войска не учили обороняться, не строили достаточно мощных оборонительных сооружений на новой границе, и все это сказалось уже в первые часы и дни войны.
Даже если принять версию о подготовке СССР к нападению на Германию первым, то перечисленные ошибки и просчеты не давали возможности добиться успеха в 1941 г. и в этом случае. Советским военным командованием предпринимались робкие попытки показать Сталину необходимость приведения войск в боевую готовность, объявления мобилизации и других мер. Однако Сталин категорически запретил это делать.
И здесь мы выходим на корень всех бед. Принимаем ли мы версию о подготовке Советским Союзом наступательных действий или же придерживаемся традиционной точки зрения, и в том и в другом случае основные истоки ошибок и просчетов лежат в той системе власти, которая сложилась в СССР в 30-е годы, в диктаторском единовластии, когда ошибки первого лица принимали судьбоносный характер для страны. Многие решения с далеко идущими последствиями принимались Сталиным единолично, а любое принципиальное несогласие с его взглядами могло быть быстро расценено как “противопоставление”, “политическая незрелость” со всеми вытекающими отсюда последствиями. Запуганность люден, утверждение стереотипа о гениальности лишь одного человека, необходимость обязательного одобрения любых решений Сталина практически не допускали возможности многовариантного анализа реальной ситуации, поиска возможных альтернатив. Тем самым были перекрыты каналы поступления объективной информации, оригинальных предложений, поиска нестандартных решений. Генсеку, как правило, говорили то, что он хотел слышать. Часто — пытались угадать его желания. Такая система власти востребовала не ум, талант и независимость, а умение угодить начальству, быстро выполнить его “гениальное” указание. И, как следствие, во всех эшелонах власти торжествовала некомпетентность.
Именно эта некомпетентность роковым образом сказалась на боевой подготовке Красной Армии перед войной. На протяжении предвоенных лет Наркомат обороны возглавлял дилетант К.Е. Ворошилов, его заместителем был С.М. Буденный. Во главе Главного артиллерийского управления наркомата стоял Г.И. Кулик. Всем им было присвоено звание маршала, хотя ни один из них не обладал военными знаниями в объеме батальонного командира. Под их руководством в армии насаждалась шагистика, в обучении войск допускалось много упрощений, условностей и все это существенно снизило боеготовность армии. С.К. Тимошенко, сменившим Ворошилова на посту наркома после бесславной войны с Финляндией, были приняты меры по улучшению боевой подготовки, но невозможно было за год наверстать упущенное за многие годы. В результате учиться всему этому пришлось на поле боя, что стоило жизни сотен тысяч людей.
Настоящим преступлением Сталина и его окружения против страны стали репрессии 30-х годов, которые были важным инструментом в установлении и функционировании диктаторского единовластия. Самым непосредственным образом они сказались на качественном уровне офицерского корпуса Красной Армии перед войной. В 1937—1938 гг. из армии было вычищено около 40 тыс. офицеров. Репрессии продолжались и в последующие годы, хотя их размах сократился. Особенно сильно пострадал высший командный состав. С 1937 по 1941 г. погибло 9 заместителей наркома обороны, 2 наркома ВМФ, 4 начальника Разведуправления Генштаба, 4 командующих ВВС, все командующие флотов и округов и многие другие. В общей сложности было уничтожено около 600 лиц высшего начальствующего состава. На фронтах Великой Отечественной войны за четыре года погибли и умерли от ран 294 генерала и адмирала. Репрессии привели к огромной текучести кадров: ежегодно получали новые назначения десятки тысяч офицеров. Летом 1941 г. в ряде военных округов до половины офицеров находились в занимаемых должностях от 6 месяцев до одного года. Уровень их военного образования не соответствовал требованиям времени. Только 7% командиров Красной Армии имели в 1941 г. высшее военное образование, а 37% не прошли даже полного курса обучения в средних военно-учебных заведениях. Для качественной подготовки офицеров среднего звена даже при наличии хорошо организованной системы обучения требуется, как показывает опыт, 5— 10 лет, не говоря уже о высшем командовании. Качество же обучения в тот период снизилось, так как из программ обучения изымались труды самых видных советских военных теоретиков, репрессированных в эти годы, — М.Н. Тухачевского, А.А. Свечина, А. И. Егорова и др.
Кровавые чистки сказались и на тех офицерах, которые оставались в армии. Многие боялись проявлять инициативу, принимать серьезные решения, так как в случае неудачи их могли обвинить в умышленном вредительстве. В атмосфере недоверия и подозрительности быстро продвигались по службе карьеристы и демагоги.
Публичное шельмование командиров подрывало доверие к ним со стороны красноармейцев. Возникло самое пагубное для военной организации явление — недоверие к комсоставу, что опять же сказалось на уровне боевой подготовки частей и соединений.
Все это самым страшным образом проявилось в тяжелые дни 1941 г., стало одной из основных причин поражений наших войск. Командиры боялись проявлять инициативу, принимать самостоятельные решения, ждали приказов сверху, рядовые не верили своим командирам, не умели обороняться, панически боялись авиации противника. В условиях высокоманевренной войны с массированным применением противником танков и авиации эти факторы приводили к тому, что советские войска попадали в окружение, часты были случаи паники, бегства.
Возникает вопрос: как можно было готовиться к какой-то наступательной войне при такой ситуации в армии? Видимо, это опять же является следствием полной некомпетентности и дилетантизма в высшем политическом руководстве страны. Понимал ли Сталин, как сложно подготовить командира полка, тем более командующего армией, фронтом? Понимал ли, что из 29 мехкорпусов, о которых он говорил в своем выступлении 5 мая 1941 г., большинство пока еще не стали реальной военной силой, не были полностью укомплектованы техникой и людьми? Видимо, не до конца. Сталин был, по существу, дилетантом в военных вопросах, но тем не менее считал себя вправе командовать. И его вмешательство в ведение боевых действии в ходе войны, как правило, приводило к огромным жертвам, крупным поражениям. Самый известный случай — его категорический запрет на отступление советских войск из Киева в августе-сентябре 1941 г., что привело к окружению и пленению более 600 тыс. наших солдат.
Неудачи первых месяцев на фронте повлекли за собой дестабилизацию местного и военного управления во многих районах и вызвали социально-политическую напряженность в тылу В первые недели и месяцы войны были неоднократные случаи дезертирства из Красной Армии, уклонения от мобилизации, сдачи в плен. Особенно много таких случаев было с призывниками из западных регионов Украины и Белоруссии. В тылу отмечались факты негативных настроений, высказываний с критикой действий режима. Например, из секретного донесения НКВД о настроениях в Архангельской области узнаем, что среди рабочих, крестьян и даже руководящих работников партии ходят разговоры: “Все говорили, что будем бить врага на его территории. Выходит наоборот... Наше правительство два года кормило немцев, лучше бы запасло продуктов для своей армии и для народа, а то теперь всех нас ждет голод”. Подобные же высказывания фиксировались органами внутренних дел и госбезопасности в Москве и других местах. Говорили о том, что в стране нет сплоченного тыла, и даже предрекали антисоветские восстания. Существовали пораженческие настроения. Некоторые даже возлагали определенные надежды на приход немцев. Часто повторялось в таких высказываниях, что простому народу немецкая оккупация ничем не грозит, пострадают только евреи и коммунисты. Надеялись на отмену немцами колхозного строя.
Безусловно, не стоит говорить о широком распространении, массовости подобных настроений, особенно пораженчества. Преобладание было за патриотическими высказываниями, за желанием советских людей встать на защиту Родины, о чем свидетельствует большое число добровольцев, желавших досрочно вступить в армию. Однако сам факт существования таких настроений, антисоветских высказываний, все-таки не единичных, говорит о наличии кризисных явлений во взаимоотношениях правящего режима и народа. А это опять же являлось следствием политики режима в предвоенные годы. Сталинское руководство на протяжении 30-х годов практически вело войну против собственного народа (коллективизация, раскулачивание, массовые репрессии), тем самым вовсе не способствуя сплочению общества.
Для преодоления нарастающего кризиса власти Сталин пошел по пути ужесточения репрессий. 26 августа 1941 г. Ставка Верховного Главнокомандования издала приказ № 270, призывающий расстреливать дезертиров на месте, а их семьи арестовывать, если это офицер, и лишать государственного пособия и помощи — если красноармеец. Не менее жестоким было постановление Государственного Комитета Обороны от 17 ноября 1941 г., разрешающее НКВД приводить в исполнение приговоры военных трибуналов к высшей мере наказания без утверждения их высшими судебными инстанциями, а также разрешающее Особому совещанию НКВД выносить соответствующие меры наказания, вплоть до расстрела, по фактам о контрреволюционных преступлениях, особо опасных государственных деяниях. Причем под эту категорию в войну могли подойти практически любые действия. Уголовная ответственность устанавливалась за невыполнение правительственных заданий, самовольный уход с предприятия приравнивался к дезертирству и т.д.
На фронте для борьбы с паникой и дезертирством в прифронтовую полосу были направлены войска НКВД, создавались заградительные отряды. Трудно дать однозначную оценку всем этим указам и мерам. В условиях дезорганизации, военных поражений, наличия негативных настроений среди населения режим был вынужден пойти на эти жестокие меры. И они дали свой результат, способствовали снижению числа негативных настроений. Но нельзя забывать, что именно действия и бездействие сталинского режима в предвоенные годы привели к катастрофической ситуации первых военных месяцев.
Наряду с жесткими мерами по наведению порядка в армии и тылу принимались и другие меры по переводу страны на военные рельсы. Была проведена реорганизация управления армией и страной: 23 июня 1941 г. создана Ставка Главного Командования (позднее — Верховного Главного Командования) под председательством Сталина. На нее возлагалось руководство Вооруженными силами на период войны. 30 июня был образован Государственный Комитет Обороны — чрезвычайный орган, в руках которого концентрировалась вся власть в стране. Председателем ГКО также стал Сталин. Таким образом, шла дальнейшая концентрация власти в руках одного человека — Сталина.
Одной из важнейших задач для страны являлась перестройка экономики на военный лад: эвакуация предприятий, техники, скота из западных районов; максимально быстрое расширение военного производства (особенно ввиду огромных потерь вооружения и техники в начальный период войны); решение проблемы обеспечения народного хозяйства рабочими руками (большая часть мужского населения призывалась в армию).
Уже 24 июня 1941 г. создается Совет по эвакуации, 30 июня — Комитет по распределению рабочей силы. В период войны вносятся последние штрихи в систему казарменной экономики с механизмом тотальной мобилизации, основы которой возникли еще в предвоенный период. 26 июня 1941 г. Указом было разрешено устанавливать обязательные сверхурочные работы продолжительностью от 1 до 3 ч в день. Указ предусматривал также ужесточение наказания за уход с предприятия. К январю 1942 г. число осужденных за уход с предприятия составило около 311 тыс. человек. В феврале 1942 г. было объявлено о мобилизации всего трудоспособного городского населения для работы на производстве и строительстве. Другими источниками пополнения народного хозяйства рабочей силой были: военный призыв на альтернативную службу военнообязанных запаса, не годных к строевой службе по состоянию здоровья, но годных к физическому труду, а также людские ресурсы ГУЛАГа НКВД. Наличие большого контингента заключенных и простота управления лагерной системой труда позволяли быстро создавать и расширять специализированные или самостоятельные предприятия. К началу 1945 г. среди предприятий, изготавливавших корпуса гранат Ф-1, РГ-42 и детали к другим гранатам, числилось 6 предприятий Наркомата боеприпасов и 9 заводов исправительно-трудовых колоний ГУЛАГа НКВД. Труд заключенных широко использовался при строительстве заводов, железных дорог и т.д.
В сельском хозяйстве также были ужесточены условия труда. С февраля 1942 г. обязательный минимум трудодней для колхозников увеличивался в 1,5 раза. Минимум распространился на детей 12—16 лет, были введены уголовные наказания за его невыработку, а основанием для привлечения к суду мог служить даже простой список соответствующих нарушителей, заверенный счетоводом. Практиковалась мобилизация населения на сельхозработы. За отказ от них опять же предусматривалось уголовное наказание. Причем органы руководствовались принципом “лучше перегнуть, чем недогнуть”.
Однако ужесточение трудовых отношений сочеталось в годы войны с поощрительной стимуляцией выполнения заданий. Ее методика строилась на использовании низкого жизненного уровня населения с нормированным карточным снабжением и сложными условиями оплаты труда. В качестве поощрения использовались продукты питания (дополнительные пайки, холодные завтраки и т.п.), закрытая нормированная торговля промтоварами, прибегали и к финансовым рычагам (премиальная, сдельная оплата труда). Для стимулирования труда применялась и продажа алкоголя. В действующей армии был ускорен процесс повышения в звании, в качестве поощрения широко использовалось награждение орденами и медалями.
Более того, в период войны происходят серьезные изменения в механизме функционирования самого государственного аппарата, экономической политике, идеологии. Наряду с усилением централизации протекали и противоположные процессы — расширение полномочий нижестоящих органов и структур, поощрения инициативы снизу. 1 июля 1941 г. принимается постановление Совнаркома СССР “О расширении прав народных комиссаров СССР в условиях военного времени”. Меньше стали уделять внимания различным бюрократическим процедурам. В условиях критического положения для страны, и для режима в частности, на первое место выходила эффективность, а не следование инструкциям. Во время войны на фронте и в тылу резко возрос спрос на инициативность, самостоятельность, компетентность. Особенно заметно изменились критерии формирования комсостава в армии.
В годы войны отмечается более терпимое отношение власти к личным хозяйствам колхозников и к реализации их продукции на свободном рынке. Крестьяне не умерли от голода только благодаря личному хозяйству, так как в колхозах практически ничего не получали. При этом свободный рынок был очень важным источником питания и для городского населения: он обеспечивал до 50% потребления продовольствия горожан.
Не менее важные изменения произошли в политике, в идеологии. Происходит отказ от революционной, интернационалистической терминологии в пропаганде. Власти апеллируют теперь к традиционному русскому патриотизму, обращаются к героическому прошлому, которое революция окружила презрением. В речи Сталина 3 июля 1941 г., в выступлении на параде 7 ноября 1941 г. звучит призыв вдохновляться мужественными образами наших великих предков — Александра Невского, Дмитрия Донского, Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского, Суворова и Кутузова. В русле этих изменений идет и расширение сферы деятельности церкви в годы войны, особенно с 1943 г., разрешение на открытие новых церквей, восстановление патриаршества. Объяснение этим изменениям лежит в стремлении власти максимально мобилизовать силы народа на отпор врагу. В условиях постоянных лишении для многих советских граждан религия давала силы для жизни и труда.