При оценке роли церкви в объединении русских земель необходимо различать политику митрополитов и поведение церковных деятелей более низкого ранга. Митрополиты назначались константинопольским патриархом из греков и болгар, за исключением Алексия, выходца из московского боярства. Русская (или киевская, как она называлась до XIV в.) митрополия охватывала не только северо-восточную Русь, но и южную и юго-западную, где находилось около половины епархий (церковных округов во главе с епископами). После переезда митрополита Максима в 1299 г. из подвергавшегося набегам татар и литовцев-язычников Киева во Владимир, уже в 1303 г. шесть епархий Галицко-Волынской Руси образовали независимую митрополию. Борьба за западные русские земли между растущей Москвой и Польско-Литовским государством также приводила к стремлению литовцев и поляков использовать церковный фактор и подорвать влияние владимирских митрополитов на этих землях. Все это заставляло митрополитов занимать двойственную, выжидательную политику. С одной стороны, приходилось поддерживать московских князей, без помощи которых церковь могла потерять влияние и на северо-востоке, с другой — явная ориентация на Москву могла привести к утрате западных епархий. Даже митрополит Алексий в первые годы своего митрополитства проводил крайне осторожную политику, ездил в Киев, где попал в плен к местному князьку и около трех лет просидел в заточении. И только смерть Ивана II Красного и малолетство Дмитрия заставили Алексия сделать выбор, решительно поддержать объединительную линию Москвы, стать фактическим ее правителем в годы юности великого князя. Положение изменилось только после 1448 г., когда русские митрополиты стали избираться на соборе русских епископов.

С этого момента русская церковь становится полностью автокефальной, т. е. независимой от ближневосточных патриархов, и окончательно связывает свои интересы с северо-восточной Русью.

Несколько по-другому вели себя епископы и ведущие игумены-настоятели (руководители) крупнейших монастырей. Они назначались на должности митрополитом из русских людей и при участии, а то и под диктовку русских князей. Они были тесно связаны с русскими князьями, с Русской землей, с ее интересами, а интересы Константинополя были им далеки. Но здесь возникает другая проблема — епископы были связаны с местными князьями и не всегда поддерживали объединительную политику московских князей. Гораздо последовательнее поддерживала Москву монастырская верхушка (старцы). Наиболее авторитетные и богатые монастыри (Троицкий, созданный Сергием Радонежским, Чудов и Симонов в Москве, Кирилло-Белозерский и некоторые другие) или находились в Московском княжестве, или были основаны выходцами из московских монастырей. Поэтому монастыри, как правило, были проводниками московской политики в других княжествах и землях. Со временем почти все высшие иерархи, вплоть до митрополитов, стали избираться из руководителей ведущих московских монастырей, что отражало силу московского князя и давало ему дополнительные возможности.

Другим важным обстоятельством, влиявшим на политику церкви во время монголо-татарского ига, были ее отношения с Ордой. Русская церковь пережила Батыево нашествие сравнительно легко, без особых потерь. Более того, установление ига привело к укреплению позиций церкви. Золотоордынские ханы стремились использовать авторитет церкви и силу религии для усиления своего господства в завоеванных землях. Они освободили русскую церковь от уплаты ордынского “выхода” и выполнения других повинностей, установили неприкосновенность церковных владений. Взамен русская церковь возносила молитвы “за здравие” ордынских правителей, проповедовала покаяние, смирение и покорность русского населения. Татарское нашествие изображалось церковью как “божья кара” за грехи русских людей. Но вместе с тем русская церковь, пожалуй, чрезмерно культивировала эти представления и чересчур старательно призывала людей к покорности.

Ханские грамоты устанавливали самый полный иммунитет русской церкви, каким только она пользовалась в средние века где бы то ни было в Европе. Именно поэтому церковь поддерживала про-ордынскую политику первых московских князей, но настороженно отнеслась к перемене курса в отношении Орды Дмитрием Донским, опасаясь, что поражение в открытой борьбе с татарами отрицательно скажется и на положении церкви. Даже митрополит Алексий, вероятно, отнесся к политике Дмитрия без особого одобрения, и отношения учителя и ученика в конце жизни митрополита явно охладились. И только такие подвижники, стремившиеся к развитию русского народа, подъему народного самосознания и народного духа, как Сергий Радонежский, поддержали переход к активной борьбе с татарами.

Иноземное нашествие, бесконечные усобицы русских князей имели неизбежным следствием снижение нравственного уровня среди всех слоев населения, особенно высших. Разложение проникло и в церковную среду, куда устремились многие знатные люди, привлекаемые привилегиями церкви в условиях татарского господства. Корыстолюбие, жестокость, лицемерие, вероломство, пресмыкательство и страх перед татарами, пьянство и прочие грехи распространялись среди мирян и служителей церкви. Таяло сознание единства, общности всех русских людей. В такой обстановке большую роль играли подвижники — монахи, стремившиеся претворить в жизнь евангельские заветы любви к ближнему, трудолюбия, бескорыстия, честности и духовности. Среди таких подвижников в XIV в. особенно выделяется Сергий Радонежский. Сын ростовского боярина, Варфоломей (в монашестве Сергий) с детства выбрал путь служения Богу, практического осуществления учения Христа. Став взрослым, Варфоломей (Сергий) ушел в лес, где построил себе келью-избушку. Он прожил в ней несколько лет, все делал своими руками, питался скудно, часто голодал и проводил долгие часы в молитвах. Постепенно слава о молодом отшельнике распространилась по округе, и около Сергия собралось несколько его сподвижников. Из этого небольшого поселения в дальнейшее образовался знаменитый Троице-Сергиев монастырь. Сергий Радонежский был одним из реформаторов монастырской жизни, введя в своем монастыре суровый общежительный устав: в монастыре не было места имущественному неравенству, безделью, пьянству, нарушениям правил церковной службы. Сергий был и религиозным политиком, духовником Дмитрия Донского, выполнял важные поручения митрополита Алексия. Но огромная слава и известность Сергия связаны прежде всего с его подвижничеством, безукоризненным следованием нравственным принципам. Для людей своего времени он был нравственным идеалом, к которому тянулись все здоровые силы русского народа, вокруг которого складывалось национальное самосознание, чувство единства всего православного русского народа, и не случайно Сергий Радонежский является одним из самых почитаемых русских святых вплоть до настоящего времени.

Серьезнейшим образом изменилось положение русских митрополитов после 1448 г., когда они стали избираться на соборе русских епископов. Теперь они могли надеяться на возврат западных епархий только с помощью сильного Великорусского государства, способного включить их в свой состав. Но и после этого отношения церкви и государства складывались не так уж безоблачно.

Уже в 1458 г. польский король и великий князь Литовский Казимир порвал отношения с русским митрополитом и принял присланного из Рима митрополита-униата Григория. Больше уже никогда московский митрополит не получал признания в Польско-Литовских землях. Эти события отрицательно сказались на авторитете московского митрополита, но пока еще великокняжеская власть нуждалась в церковной поддержке в борьбе с внутренними врагами. Поэтому первый избранный митрополит Иона был скорее равноправным партнером Василия II Темного, чем его “послушным орудием”.

После смерти Ионы в 1461 г. и прихода к власти Ивана III в 1462 г. положение начинает меняться. Первоочередной задачей великокняжеской власти становится искоренение “алексиевской”, теократической тенденции, т.е. стремления церковной власти к равенству и даже превосходству над светской. Эти тенденции заметно проявились в деятельности Ионы, но история его преемников стала прежде всего историей постепенной, но неотвратимой утраты митрополитами своей политической самостоятельности. Конечная цель Ивана III вырисовывалась по мере нарастания его военно-политических успехов. Эта цель — превращение митрополичьей кафедры в составную часть аппарата управления Московской Руси, во главе которого стоял великий князь. Монастыри также должны были превратиться в заурядные “богомолья”, не имеющие общественно-политического значения. К концу XV в. Иван III, по существу, достиг своей цели. Он вмешивался даже в догматические, обрядовые дела церкви. Так, в 1480 г. вспыхнул конфликт между Иваном III и властным митрополитом Геронтием по вопросу о крестном ходе.

Конфликт был столь серьезным, что новые церкви, в том числе и церковь Иоанна Златоуста на посаде, любимое детище Ивана III, долгое время стояли неосвященными.

Покончив с политической независимостью церкви, Иван III попытался подорвать и ее экономическую мощь, отобрав церковные земли, которые в конце XV в. составляли треть всех обрабатываемых земель в стране. Накоплению земли в руках церкви помогали неотчуждаемость и неделимость церковных владений, наделенных широким судебным и податным иммунитетом.

Первые изъятия церковных земель вместе с боярскими Иван III произвел в Новгороде в 1479 г. и передал их помещикам. По мере развития поместной системы требовалось все больше обработанных населенных земель для.их раздачи, и взоры светских феодалов во главе с великим князем все чаще обращались к церковным и монастырским владениям. Первая попытка проведения секуляризации этих владений была предпринята в самом начале XVI в. на соборах 1503—1504 гг.

В самой церкви не было единства в отношении накопления церковью материальных богатств. Группа церковных деятелей во главе с Нилом Сорским выступила против излишнего обогащения церкви, против стяжания богатств, отсюда и их название — нестяжатели. Нестяжатели выступали за то, чтобы монахи и священники заботились о своем главном назначении — о спасении своей души и душ верующих, выступали против многочисленных прегрешений священнослужителей, за нравственное очищение и внутреннее духовное развитие личности в первую очередь. Материальное богатство, роскошная жизнь, особенно церковной верхушки, по их мнению, препятствовали праведной жизни, вели к увлечению мирской суетой. Нил Сорский и его сторонники стремились к возрождению правил монастырской жизни, когда-то установленных Сергием Радонежским, выступали за секуляризацию церковных земель. Их позиция вначале нашла поддержку у Ивана III и его сына Василия III, но в конечном счете нестяжатели потерпели поражение. Дело в том, что, отказываясь от материальных богатств, нестяжатели не собирались во всем поддерживать светскую власть. Наоборот, высокие нравственные требования, требования соблюдения религиозных норм и правил нестяжатели распространяли на всех, включая великого князя. Так, они не соглашались признавать божественную природу государственной власти, ее право творить произвол и отстаивали духовную независимость человека от власти.

Другую группировку церковных деятелей возглавлял основатель Иосифо-Волоколамского монастыря Иосиф Волоцкий (Иван Санин). Возглавляемая им группа получила название иосифлян. Иосиф Волоцкий делил монахов на три категории в зависимости от их происхождения, состояния и положения в монастыре, всемерно поддерживал государственную власть, подчеркивал ее божественное происхождение и т.д., но категорически выступал против секуляризации земель и религиозного аскетизма. В вопросе о втором браке Василия III иосифляне безоговорочно поддержали великого князя и это предопределило спор нестяжателей и иосифлян в пользу вторых. В данном случае стремление великокняжеской власти к всестороннему контролю государства над всеми сферами жизни, в том числе и над духовной, стремление обеспечить безоговорочную идеологическую поддержку со стороны церкви в борьбе за единодержавие, в борьбе с любыми проявлениями самостоятельности и независимости кого-либо в экономической, политической, культурной и духовной сферах оказалось для государства важнее, чем материальная выгода от секуляризации церковных земель.

Знаменательно, что усиление позиций иосифлян и их окончательная победа сопровождались усилением гонений на еретиков и их казнями, чего раньше на Руси почти не было. Нестяжатели, не соглашаясь с еретиками в догматических вопросах, были против казней, полагая, что несогласных надо переубеждать, а не убивать. Еретические движения возникают на Руси рано, уже в начале XIV в. Их центрами были Новгород, Псков и Тверь, а в конце XV в. — и Москва.

Корыстолюбие, алчность, пьянство, разврат и невежество духовенства вызывали недовольство прихожан. Критика духовенства перерастала в отрицание необходимости церкви вообще. Первым из еретических движений было движение стригольников (на голове принимаемого в монахи выстригались крестообразно волосы). Ересь стригольников прямо выросла из антицерковных настроений и действий мирян конца XIII — первой половины XIV в.

Идеи стригольников содержат в зародыше идеи Реформации: критика церкви, отрицание церковной иерархии, знание Библии всеми верующими, право проповеди и т.д. Эти же идеи развивали и еретики конца XV — начала XVI в. в Новгороде и Москве. Ересь распространялась в основном в среде низшего, “белого”, духовенства, а в конце XV в. — и среди московской дьяческой администрации. В кружок вольнодумцев входили дьяки братья Курицыны, книгописец Иван Черный и др. И это не случайно (лидер Реформации в Европе Лютер также был священником), как не случайно распространение ересей в XIV—XV вв. в Новгороде, Пскове, Твери, а затем и в Москве, т.е. в основных торгово-ремесленных центрах тогдашней Руси, где было много смелых, предприимчивых, с широким кругозором и грамотных людей. Возникновение и развитие еретических учений реформаторского толка вполне соответствовало духу того времени. Конец XV — начало XVI вв. — это время таких же учений в Западной Европе, только более сильных и имевших намного большее распространение, опору в среде горожан и добившихся больших успехов.

На Руси же в начале XVI в. еретическое движение реформаторского толка не получило широкого развития, оставшись уделом небольших групп людей, и после их разгрома пришло в упадок. Причины этого явления обусловлены слабостью русских городов как торгово-ремесленных центров, небольшой численностью их населения. Поэтому города не могли оказать князю существенной помощи в борьбе с удельными князьями, не смогли стать серьезной политической и экономической силой в период складывания и укрепления единого централизованного государства, предотвратить чрезмерное усиление центральной власти. Закономерно, что центрами русских ересей были наиболее богатые торгово-ремес-ленные города — Новгород, Псков и Тверь. Кроме того, эти города, особенно Новгород, были основной мишенью растущего централизованного государства. Традиции независимости, вольнодумства, уважения личности, характерные для этих городов, оказались несовместимыми с крепнувшими традициями всевластия возникшего и усиливающегося бюрократического аппарата, и поражение этих городов, хотя и после длительной борьбы, имело трагические последствия как для развития русского вольномыслия, так и для экономической и политической сфер жизни общества.

И здесь мы вправе задать вопрос: сильное государство — это благо или зло? Создание единого централизованного государства, первый этап складывания которого завершился в эпоху Ивана III, всегда считалось безусловным благом для России, главной заслугой Ивана III. Да, единое государство сыграло существенную роль в избавлении Руси от татарского господства, но Орда во второй половине XV в. сама разваливалась, слабела, несла значительный урон не только от Руси, но и от Литвы. К тому же и после 1480 г. продолжился процесс усиления государства, его централизованный бюрократический аппарат складывается в основном к концу XV в. Необходимо рассмотреть проблему и с другой стороны, задав вопрос: какой ценой было достигнуто величие державы, какие последствия имело его создание не только для самого государства, но и для всего общества, для всех русских людей, для развития личности?

Государство — это часть общества, имеющая определенные функции по поддержанию внутреннего порядка, по соблюдению всеми правил поведения, законов общества и по защите от внешней опасности. Соотношение государства и общества изменчиво, противоречиво. Ослабление государства часто ведет к внутренней смуте, к росту внешней опасности, к поражениям на международной арене. Но чрезмерное усиление государства в ущерб обществу ведет к подавлению личности, к преобладанию интересов государства над интересами общества, что неизбежно приводит к замедлению социально-экономического, культурного и, в конечном счете, политического развития. Образуется гипертрофированный мощный государственный аппарат (армия, полиция, суд, чиновничество), ничего не производящий, но много потребляющий, обескровливающий все общество. Усиление централизации сопровождается упрощением общественной структуры, что, в конечном итоге, лишает само государство надежной опоры в обществе и всегда ведет к его внутренней неустойчивости, чреватой угрозой его ослабления и распада.

Таким образом, отдавая должное сильному Великорусскому государству, избавившему страну от татарского ига и успешно отражавшему набеги кочевников и притязания западных соседей и тем самым создававшему предпосылки для успешного развития всего общества в будущем, необходимо обратить внимание и на проявившиеся уже тогда отрицательные тенденции. Это — стремление к дальнейшей централизации, ликвидации центров независимости и самостоятельности, отсутствие сильных социальных слоев в лице земельной аристократии и торгово-ремесленного населения городов, способных прекратить чрезмерное усиление самодержавства московских государей, их стремление к всеобщему контролю над обществом и его унификации, что не могло не иметь отрицательных последствий в будущем. В эпоху Ивана III закладывались предпосылки не только для стремительного расширения пределов Российского государства при его внуке Иване Грозном, но и к зарождению великой смуты в конце XVI — начале XVII вв.