18.1. Экономика России и материальное положение населения в годы войны и революций 1917 г.
“1917... Нет, даже в Октябре, определившем “наш социалистический выбор”, мы отнюдь не впервые сбились на своем извечном “пути к человечеству”. Да, Великий Октябрь тысячекратно усугубил наши трудности. Но, явившись причиной многих трагических явлений нашего бытия, он, в свою очередь, тоже был лишь следствием — следствием патриархальщины и тоталитаризма, этих архаичных российских структур, по которому так тоскуют и нынешние новоявленные патриоты. То есть: я хочу сказать, что большевизму ленинскому предшествовал большевизм народный. Именно этот последний стал основой невиданного массового насилия. Именно он же продолжает оставаться и сегодня основой для сохранения у нас авторитарных властных структур”. Характер этого высказывания Ю. Афанасьева о Великой Октябрьской революции довольно типичен для настоящего времени, когда Россия в 1917 г. представляется то в образе витязя на распутье, то в образе заплутавшего путника. Это заметно даже по названиям статей: “Была ли альтернатива Октябрю?”, “Октябрь: мифы и реальность”, “Нужно ли было идти от Февраля к Октябрю”, “Октябрьская революция: главное событие XX в. или трагическая ошибка” и т.д. Но очень часто анализ ограничивается рамками событий 1917 г., а дальнейшая история рассматривается или только как результат преступной деятельности большевиков, или как продвижение от победы к победе. Если же обращаются к дооктябрьскому периоду российской истории, то подбор и характеристика фактов определяются исходными идеологическими установками авторов. Если автор положительно относится к Великой Октябрьской революции — значит, в дореволюционной России все было плохо, если для него Октябрь — всего лишь трагедия народа и преступление большевиков, то вся предыдущая история приобретает розовый оттенок, а последующая — исключительно черный.
Но объективный научный подход требует отношения к событиям до, в течение и после 1917 г. как к естественно-историческому процессу, действительно естественному и действительно историческому, не зависящему от воли и желаний отдельных личностей и даже партий. Необходимо отказаться от прокурорского тона, от функций правосудия, совершенно несвойственных исторической науке, которая должна отвечать на вопросы что произошло, когда, каким образом и почему, а не кто и в чем виноват.
1917 год явился одним из ключевых, поворотных моментов в истории нашей страны и надо стремиться к пониманию того, что же произошло в этом году, в чем смысл поворота в российской истории, каково объективное содержание задач, стоявших перед страной. То есть не только и не столько то, что провозглашали политические партии в своих программах и говорили государственные и политические деятели, а каковы были коренные потребности очередного этапа в развитии России.
Например, деятели Великой французской революции полагали, что борются за установление справедливого порядка под лозунгом свободы, равенства и братства, а в результате их борьбы получилось раннекапиталистическое общество с жесточайшей эксплуатацией, неравенством и бедностью большинства. Но из этого общества “дикого капитализма”, имевшего тем не менее огромный потенциал развития, выросло вполне процветающее общество современной Франции.
Необходимо постоянно помнить, что исторический процесс многослоен и многомерен. Обычная жизнь обычных людей, их интересы, настроения, желания, привычки, их образ жизни в целом составляют глубинный пласт исторического потока, который в конечном итоге определяет характер любой эпохи и о котором в отношении 1917 г. мы еще очень мало знаем. Это надо учитывать и не сводить историю только к сфере политической жизни, к полю деятельности государства, политических партий и деятелей. Разнообразные слои исторического потока тесно связаны между собой, оказывают влияние друг на друга, но в то же время и достаточно независимы.
После десятилетий господства единственной официальной точки зрения на события 1917 г. в российской историографии воцарился разнобой. Имеются сторонники старой коммунистической концепции, которая определяла Великую Октябрьскую революцию как именно социалистическую, межформационную революцию, открывшую путь всему миру к социализму и коммунизму. Все события 1917 г. рассматриваются при этом через призму деятельности большевиков, прежде всего В.И. Ленина. Эта концепция не выдержала проверки жизнью, во многом противоречит конкретным фактам, характерно, что именно настроения, интересы, психология народных масс изучались слабо, более того, искаженной оказалась и история самой партии большевиков в 1917 г.
Некоторые историки (П. Волобуев, А. Бутенко) занимают более умеренные позиции. Они исходят из того, что в октябре 1917 г. произошла все же рабоче-крестьянская, демократическая революция, конечной целью которой был переход от капиталистической формации к социалистической. Социализм не был непосредственной, немедленной задачей революции, а отдаленной, чего не поняли большевики.
Сразу же после Октября появилась точка зрения противников большевиков на октябрьские события как на военный переворот большевиков в союзе и при опоре на матросов и солдат. Сейчас эта концепция вновь получила популярность в антикоммунистической среде. Однако взять власть силой штыков еще можно, удержать ее только силой нельзя: для этого нужны намного более солидные факторы, чего не учитывают сторонники такого подхода к событиям Октября.
Давно появилась на Западе (3. Бжезинский), а теперь проникла и в Россию точка зрения на Октябрь как на заговор, захват власти кучкой большевистских лидеров. Надо сказать, и этот подход страдает упрощенностью в объяснении глубинного поворота российской истории. Довольно распространенным стал подход к Октябрю как к анархическому бунту, революции люмпенов, которая отбросила страну назад, сбила с истинного пути к цивилизации.
Всегда во всех революциях люмпенизированные элементы принимают участие, и Октябрь не исключение. Но люмпены не в состоянии совершить те гигантские сдвиги в историческом развитии, какие произошли в России. Необходимы более глубокие объяснения.
В последние годы появилась и укрепляется цивилизационный и социокультурный подходы к российской истории в целом и к Октябрю в частности (Л. Семенникова, В. Булдаков). В рамках этих подходов делаются попытки анализа особенностей российской Цивилизации, Октябрь рассматривается как столкновение разных укладов или типов цивилизаций, существовавших в России, а программы и тактика политических партий анализируются через призму отражения борьбы социально-экономических, культурных укладов.
18.1. Экономика России и материальное положение населения в годы войны и революций 1917 г.
Несмотря на довольно значительные успехи в развитии промышленности и транспорта, в предвоенные годы экономика России все же была слаборазвитой и неспособной обеспечить нужды огромной страны в период мировой войны. Очень скоро стала ощущаться нехватка вооружений, боеприпасов, военного снаряжения, хотя уже в 1916 г. на войну работали 3 846 гражданских предприятий, насчитывавших около 1 894 тыс. рабочих, из общего количества 4 698 предприятий с 2 443 тыс. работающих. К концу 1916 г. в военной промышленности было занято 2 115 тыс. рабочих. Резко уменьшилось производство гражданских отраслей, по сравнению с 1913 г. выпуск предметов первой необходимости сократился на 11,2%. Многие предприятия, не связанные с выпуском военной продукции, большинство из них — в пищевкусовой промышленности, закрылись.
Тяжело сказалась война на состоянии сельского хозяйства России. Началось сокращение посевных площадей, за годы войны из деревни было мобилизовано 15 млн. человек, работоспособное мужское население сократилось на 40%. Резко уменьшилось производство сельскохозяйственных машин: в 1916 г. — оно составило лишь 25% к уровню 1913 г., а ввоз из-за границы упал наполовину. Почти полностью прекратился импорт минеральных удобрений, а собственное производство сильно сократилось. На нужды армии было мобилизовано около 2 млн. лошадей, массовые реквизиции скота на нужды армии привели к быстрому сокращению поголовья. Уменьшился валовой сбор зерна, особенно товарная часть хлеба, что привело к сокращению норм потребления рабочего населения промышленных центров и деревенской бедноты.
Кроме сокращения количества товарного хлеба, причиной продовольственного кризиса было припрятывание хлеба в спекулятивных целях землевладельцами, банками, мукомолами. К тому же крестьяне были не заинтересованы в продаже хлеба, так как не могли купить на деньги необходимые промышленные товары. В результате в 1914—1916 гг. правительственными продовольственными органами было заготовлено примерно половина общего количества товарного хлеба в стране.
К тяжелому положению в промышленности и сельском хозяйстве скоро добавились транспортные трудности, к концу войны приведшие транспорт к развалу.
Очень быстро распалась финансовая система страны. Нехватка товаров и милитаризация экономики привели к росту денежной эмиссии, т.е. печатанию ничем необеспеченных бумажных денег и тем самым к их обесценению и росту цен (инфляции). Общая государственная задолженность России за годы войны увеличилась на 40 млрд. руб., составив 33% довоенного национального дохода. Один день войны обходился в 50 млн. руб., для их изыскания правительство пошло на усиление косвенных налогов. Количество внутренних бумажных денег достигло 9 млрд. руб. вместо необходимых 1,5—2 млрд. руб.
Жизненный уровень трудящихся масс постоянно снижался. Цены на продукты питания и предметы первой необходимости выросли в среднем не менее чем в 3—4 раза и даже в 5 раз, в то же время номинальная заработная плата рабочих Петрограда (а промышленность столицы давала в 1916 г. 70% вооружений и военного снаряжения) увеличилась лишь в 2 раза. Следовательно, реальная заработная плата основной массы питерских рабочих к февралю 1917 г. упала не менее чем на '/з и составляла 65—70% довоенной.
Дороговизна и нехватка продовольствия стали ощущаться в Петрограде уже в конце 1914 г. В это время по сравнению с довоенным периодом цены поднялись: на муку ржаную — на 18%, овес — на 24, крупу гречневую — на 51, масло сливочное — на 30, мясо (2-го сорта) — на 20, на соль — на 57%. К'марту 1915 г. цены на рожь выросли на 69,9%, муку ржаную — на 68, на пшено и рис — на 40%.
В январе 1916 г. потребность в важнейших продуктах питания населения Петрограда удовлетворялась в следующих размерах: мука ржаная — 11%, мука пшеничная — 9, сахар — 11, соль — 9% и т.д.
Особенно тяжелое положение сложилось в Петрограде в конце 1916 — начале 1917 гг. С 15 декабря 1916 г. по 15 января 1917 г. общее количество запасов зерновых уменьшилось на 45,9%. В середине февраля в столице имелось муки на 20 дней при расходе 1 фунт хлеба в день на человека.
Железная дорога работала с перебоями, например, в феврале 1917 г. ежесуточно в Петроград вагонов с продовольствием поступало в 3 раза меньше нормы, при этом много вагонов стояло неразгруженными. В первой половине февраля 1917 г. был отмечен новый скачок цен.
Правительство пыталось бороться с ростом цен и нехваткой продовольствия. Уже в 1915 г. стали вводиться твердые цены, в середине 1916 г. губернаторы запрещали вывозить хлеб из хлебных губерний, скот — из скотоводческих, лен — из районов льноводства, наряду с запретами появились местные твердые цены, ставшие скоро общероссийскими. Для обеспечения этих мер и заготовки хлеба уже в 1916 г. использовались вооруженные заградительные отряды.
Красочную картину состояния российской экономики нарисовал последний министр внутренних дел царского правительства А. Протопопов: “Финансы расстроены, товарообмен нарушен, производительность страны — на громадную убыль... пути сообщения — в полном расстройстве... Двоевластие (ставка и министерство) на железных дорогах привело к ужасающим беспорядкам... Наборы обезлюдили деревню, остановили землеобрабатывающую промышленность, ощутился громадный недостаток рабочей силы, пополнялось это пленными и наемным трудом персов и китайцев... Общий урожай в России превышал потребность войска и населения; между тем система запретов вывозов — сложная, многоэтажная, реквизиции, коими злоупотребляли, и расстройство вывоза создали местами голод, дороговизну товаров и общее недовольство... Многим казалось, что только деревня богата; но товара в деревню не шло, и деревня своего хлеба не выпускала. Но и деревня без мужей, братьев, сыновей и даже подростков тоже была несчастна. Города голодали, торговля была задавлена, постоянно под страхом реквизиций. Единственного пути к установлению цен — конкуренции — не существовало... Таксы развили продажу “из-под полы”, получилось “мародерство”, не как коренная болезнь, а как проявление недостатка производства и товарообмена... Армия устала, недостатки всего поразили ее дух, а это не ведет к победе”.
После Февральской революции положение дел в промышленности, сельском хозяйстве и в области продовольствия не изменилось к лучшему, а даже ухудшилось. Закрылись сотни предприятий, в 2 раза выросла безработица. Курс рубля на Лондонской бирже упал с 56,2 коп. в феврале 1917 г. до 27,3 коп. в сентябре. Покупательная сила российского рубля внутри страны упала за это время с 27 до 7 коп. Количество бумажных денег после Февраля выросло вдвое. Если в 1914 г. золотой фонд Госбанка давал 98% покрытия бумажно-денежного обращения, то на 1 октября 1917 г. покрывал только 7% бумажных денег. Бумажные деньги, знаменитые “керенки”, выпускались без номеров, целыми лентами и настолько наводнили страну и обесценились, что расчеты производились не на дензнаки, а на вес бумаги, на которой были напечатаны “керенки”.
Торгово-промышленные круги проводили вполне сознательную политику развала экономики с целью удушения революции. Об этом свидетельствует американский журналист Джон Рид: “Спекулянты пользовались всеобщей разрухой, наживали колоссальные состояния и растрачивали их на неслыханное мотовство или подкуп должностных лиц. Они прятали продовольствие и топливо или тайно переправляли их в Швецию. В первые четыре месяца революции, например, из петроградских городских складов почти открыто расхищались продовольственные запасы, так что имевшийся двухгодовой запас зернового хлеба сократился до такой степени, что его оказалось недостаточно для пропитания города в течение одного месяца”.
Постоянно ухудшалось положение с продовольствием, им не могли снабдить в достаточном количестве даже фронт: из 122 составов подавалось не более 20. В августе 1917 г. для армии заготовили лишь 28% запланированного количества хлеба, а для населения — 40—43, в сентябре армия получила еще меньше — 26%.
Заготовки в феврале-октябре не достигли и половины (48%) потребности страны. Заготовки хлеба в августе-октябре составили лишь 33,5% установленного задания.
Все время росли цены, в том числе и твердые, определяемые правительством. Первый раз они были официально повышены в марте 1917 г. (в среднем на 60—70% по сравнению с ценами осени 1916 г.). А в конце августа твердые цены были повышены в 2 раза. Это вызвало резкий рост недовольства населения.
Обзор продовольственного положения на местах с 21 сентября по 6 октября, подготовленный Министерством продовольствия, свидетельствует, что из 40 указанных в обзоре губерний и районов страны в 36 отмечены волнения населения, вызванные ростом цен, уменьшением или отсутствием подвоза хлеба к закупочным пунктам.
Уже 25 марта 1917 г. Временное правительство было вынуждено пойти на чрезвычайную меру — были приняты закон о хлебной монополии и Временное положение о местных продовольственных органах. Этот закон был враждебно встречен торгово-промышленными кругами, против него выступал и министр финансов М. Терещенко.
5 мая 1917 г. было образовано Министерство продовольствия, но хлебная монополия была фактически сорвана. Делегаты II Всероссийского торгово-промышленного съезда 3 августа 1917 г. осудили хлебную монополию как “меру антигосударственную”, приведшую к ухудшению продовольственного положения в стране. Были и другие подобные требования ликвидации хлебной монополии, перехода к свободной торговле и повышения твердых цен.
И Временное правительство постоянно шло на уступки. Это происходило не случайно. В проекте правительственной декларации по экономическим вопросам 8 июня 1917 г. говорилось: “...Личная инициатива и частная собственность остаются непоколебимыми, но должны стать в подчиненное положение к общему интересу”. Журнал “Продовольствие и снабжение” (1917, № 1) писал: “Взять в руки все производство, обмен и урегулировать распределение не может наша новая власть по той простой причине, что такая революция народного хозяйства возможна лишь при уничтожении всего капиталистического строя. А время окончательного уничтожения его не наступило”.
Другими словами, ближайшие, непосредственные, шкурные интересы буржуазии и торговцев оказались для них выше не только общенародных, общегосударственных, но и своих коренных интересов. Главной объективной задачей российской буржуазии в 1917 г. было укрепление своих позиций во главе государства: ради этого она жертвовала.и частью своих прибылей и временно поступалась принципами. Но корысть оказалась превыше всего, хлебная монополия и регулирование народного хозяйства в целом оказались сорванными, а рыночные механизмы регулирования экономики разрушены еще раньше, и в результате волной народного недовольства была сметена и сама буржуазия.
18.2. Февральская революция. Классы и партии после Февраля
Для выявления причин Февральской революции к экономическому и продовольственному кризисам необходимо добавить поражения на фронте, растущее недовольство солдат, не желавших и далее проливать кровь за чужие интересы, полную неспособность самодержавия справиться с кризисами, потерю им способности управлять страной, распутинщину, министерскую чехарду и т.д. Если в 1916 г. по всей стране прошло 243 политические забастовки, то за первые два месяца 1917 г. — 1140.
Новая мощная волна стачек и демонстраций, начавшаяся в Международный женский день (23 февраля по ст. стилю), после перехода солдат на сторону народа привела к победе революции и свержению самодержавия.
Столь быстрой и решительной победы революции не ожидали лидеры ни буржуазных, ни социалистических партий и оказались к ней не готовы. Это видно из того, как образовались Временное правительство и Советы. Накануне свержения царь распустил Государственную думу. Депутаты Думы, несмотря на мощное народное движение, побоялись ослушаться царя и собрались всего лишь на частное совещание. Затем в ночь с 27 на 28 февраля был образован Временный комитет Государственной думы, и после переговоров представителей Исполкома Петроградского Совета с Временным комитетом Думы было образовано Временное правительство. В первый буржуазный состав Временного правительства вошли: председатель и министр внутренних дел — князь Г.Е. Львов (беспартийный, близкий к кадетам), министр иностранных дел — кадет П.Н. Милюков, военный и морской министр — октябрист А.И. Гучков, министр путей сообщения — кадет Н.В. Некрасов, министр торговли и промышленности — прогрессист А.И. Коновалов, министр финансов— капиталист-миллионер М.И. Терещенко, министр просвещения — кадет А.А. Мануйлов, обер-прокурор святейшего Синода— В.Н. Львов, министр земледелия — кадет А.И. Шингарев, министр юстиции — трудовик (вскоре объявил себя эсером) А.Ф. Керенский, государственный контролер — октябрист И.В. Годнев.
Еще в годы войны в буржуазных и интеллигентских кругах возникла идея “министерства доверия”, которое стало главным лозунгом прогрессивного блока в Государственной думе. Широко обсуждались и даже были опубликованы списки кандидатов в это “министерство доверия”. П.Н. Милюков в воспоминаниях приводит три варианта, очень близких друг другу, на основе которых потом образовался первый состав Временного правительства. В этом причина его быстрого формирования, а не в происках масонов.
Днем 27 февраля по инициативе рабочих был создан Временный исполнительный комитет Совета рабочих депутатов, вечером состоялось первое заседание Совета, на котором присутствовали представители заводов и воинских частей. На нем был образован исполком из 15 человек, 13 из них были меньшевики и эсеры и 2 большевика. Образование Совета и исполкома происходило стихийно, как вспоминал А.Ф. Керенский, “методом кооптации”, в Таврическом дворце, где заседала Дума, и думские лидеры меньшевиков и эсеров тем самым получили возможность активно воздействовать на создание Совета.
Февральская революция внесла в политическую картину России большие изменения. Исчезли черносотенные партии и организации. Кадеты из оппозиции превратились в правящую партию, “поправели” эсеры и меньшевики, заняв центристскую позицию, левый фланг занимали большевики. После Февраля выросло число организаций кадетской партии, на конец мая их было 183, а к осени — не менее 370. Численность партии определяется советскими учеными примерно в 70 тыс. человек.
Кадеты ставили своей целью добиваться основных гражданских свобод для всего населения страны: введения правового строя, парламентской системы, 8-часового рабочего дня, свободы профсоюзов, распределения среди крестьян монастырской и государственной земли, а также помещичьей, но за выкуп, твердо отстаивали принцип частной собственности. Кадеты всегда поддерживали вступление России в войну и выступали за ее продолжение и после Февральской революции.
Кадеты были сторонниками конституционной монархии и в дни Февральской революции попытались спасти династию путем передачи короны сыну или брату Николая II.
Но антимонархические настроения среди солдат и рабочих были столь сильны, что кадетам пришлось очень быстро отказаться от попыток сохранить монархию и на VII съезде (25—27 марта) объявить себя республиканцами. Временное правительство действительно не дожило до Учредительного собрания, но не потому, что монарх не был оставлен на престоле. Кадеты были ведущей силой в правительстве, а они уже на VII съезде твердо взяли курс на продолжение войны, отказались от немедленного введения 8-часового рабочего дня, решение земельного вопроса отложили до созыва Учредительного собрания. Тем самым кадеты предопределили судьбу Временного правительства, так как правительство, не желающее ни в какой мере удовлетворить требования народных масс в 1917 г., долго пользоваться их поддержкой не могло и было обречено.
Эсеры были самой многочисленной из социалистических (да и остальных) партий весной 1917 г. (от 500 тыс. до 1 млн. членов, по разным оценкам). На своем III съезде (25 мая — 4 июня) эсеры поддержали Временное правительство, высказались за продолжение войны и решение земельного вопроса на Учредительном собрании. Но среди эсеров не было единства, и уже в это время выделились правое и левое крыло и центр. К осени противоречия усилились и вылились в создание отдельной партии левых эсеров, поддержавшей большевиков в октябре.
В рядах меньшевиков к моменту революции не было единства. не было даже ЦК партии. В ходе революции меньшевизм окончательно распался на ряд течений — от правых, открытых оборонцев (группа Г. Плеханова “Единство”) до левых и интернационалистов во главе с Ю. Мартовым. Но все меньшевики считали социалистическую революцию преждевременной, выступали за парламентскую республику, конфискацию всей земли (кроме мелких частных владений) и ее передачу органам местного самоуправления.
В вопросе о войне меньшевики и эсеры стояли на позиции “революционного оборончества”, т.е. ее продолжения для защиты революции. Они боялись, что в случае выхода России из войны Германия победит страны Антанты и затем разгромит Россию с ее революцией. Но в то же время меньшевики и эсеры выступали против захвата чужих территорий и получения контрибуций с побежденных, т.е. за демократический мир.
Наиболее революционно и радикально, даже экстремистски, настроенной партией в 1917 г. были большевики. К Февральской революции это была не самая многочисленная партия (около 24 тыс. членов), но самая организованная и сплоченная, с четко определенной программой и тактикой. Ориентация большевиков на работу среди масс, на выдвижение лозунгов, которые отражали самые насущные требования народа, привели к быстрому росту авторитета партии и ее рядов. К октябрю партия насчитывала уже 350—400 тыс. человек.
Февральская революция и для большевиков была неожиданной. В первый период, до возвращения В.И. Ленина из эмиграции и Апрельской конференции, руководство большевиков исходило из буржуазного характера революции и необходимости ее развития в интересах рабочего класса и крестьянства. В настоящее время иногда можно встретить обвинения в адрес И.В. Сталина и Л.Б. Каменева в ошибочной линии, выразившейся в неопределенном отношении к Временному правительству, в примирительном отношении к меньшевикам и эсерам. Но это была точка зрения по крайней мере большинства партии.
Поэтому-то ленинские Апрельские тезисы с призывами: никакой поддержки Временному правительству, никакого союза с меньшевиками и эсерами, вся власть Советам и идеей перерастания буржуазно-демократической революции в социалистическую были столь неожиданными для всех.
В.И. Ленин, определив своеобразие текущего момента в переходе от одного этапа революции к другому, который даст власть в руки рабочих и беднейших крестьян, в наличии полной политической свободы в стране, отсутствии насилия над массами и доверчивом отношении этих масс к буржуазному Временному правительству, поставил задачу добиваться перехода власти к Советам и разоблачать Временное правительство как неспособное удовлетворить интересы народа. В экономической области В.И. Ленин выдвинул следующие требования: конфискация всех помещичьих земель, национализация всех земель в стране, распоряжение землей местными Советами батрацких и крестьянских депутатов, создание из каждого крупного имения (в размере от 100 до 300 десятин по местным условиям) образцового хозяйства под контролем батрацких депутатов и на общественный счет, слияние всех банков в один общенациональный и контроль над ним со стороны Советов, переход к контролю со стороны Советов за общественным производством и распределением продуктов.
Как видим, это не программа совершения социалистической революции и проведения социалистических преобразований после взятия пролетариатом власти в свои руки. Это программа спасения России от глобальной экономической, политической и социальной катастрофы. Сущность этой программы сводится к выходу из войны любой ценой, вплоть до сепаратного мира, удовлетворение самых острых требований народа для успокоения разбушевавшейся стихии. Другими словами, это политика государственного регулирования экономики страны в условиях острого кризиса. Многие из методов этой политики использовались и в других странах (в Германии в первой мировой войне, в Англии Ллойд-Джорджем после первой мировой войны, в США Ф. Рузвельтом в 1930-е годы и т.д.). Характерными чертами этой политики являются создание государственной собственности на средства производства, механизма мощного влияния государства на экономику, использование планирования, осуществление социальных программ и т.д.
Заметим, что в целом лозунги большевиков отражали интересы народа и поэтому получили огромную поддержку с его стороны. Но уже в Апрельских тезисах В.И. Ленин вновь повторяет свою идею создания общественных хозяйств на базе имений и демонстрирует подозрительность и даже страх по отношению к крестьянству. Это не могло понравиться ни крестьянам, ни фермерам, жаждавшим землю для раздела между собой.
Как до Апрельской конференции, так и на ней и после нее среди большевиков имелась умеренная часть во главе с Л. Б. Каменевым, которая выступала за сотрудничество с другими социалистическими партиями, осенью критиковала идею немедленного вооруженного восстания и т.д. Но эти разногласия и споры не ослабляли большевиков, наоборот, они позволяли точнее определять положение в стране, изменения в настроениях рабочих, солдатских и крестьянских масс и принимать верные решения. Так было в партии большевиков не всегда, но в 1917 г. согласие было, что и помогло большевикам прийти к власти.
Нельзя сказать, что лидеры меньшевиков и эсеров не знали, что необходимо делать, или не видели справедливости многих ленинских идей. В период правительственного кризиса в июле министры-социалисты выдвинули “общие принципы” — основы политической платформы новой коалиции. Эти принципы были сформулированы на основе решений I Всероссийского съезда Советов и включены в Декларацию принципов. Декларация обязывала правительство уже в течение августа созвать союзную конференцию для выработки предложений о мире, провести выборы в Учредительное собрание 7 сентября, признавалась необходимость скорейшего проведения реформы местного управления. Правительство обязывалось выработать общий план организации народного хозяйства, немедленно принять трудовое законодательство и подготовить для Учредительного собрания проект земельной реформы, предусматривающий передачу земли крестьянам.
Для осуществления этих принципов требовались не только личное мужество и решимость, но и поддержка широких социальных слоев. Но буржуазия отвергла эти принципы, а искать поддержки у рабочих и крестьян для меньшевиков и эсеров означало брать курс на социалистическую революцию, которая, по их мнению, была в России преждевременной.
Кадеты, эсеры и меньшевики хотели провести насущные преобразования в России цивилизованно, по-европейски, в рамках законности. Они не учитывали российских условий, разгула страстей, анархии, неуважения к любому закону, которые получили массовое распространение по России уже с марта 1917 г. Ф.И. Шаляпин вспоминал о Петрограде в марте 1917 г.: “Достаточно было выйти на Невский проспект, чтобы сразу почувствовать, как безумно бушует в народе анархическая стихия. Я видел, как солдаты злобно срывали со стен какие-то афиши, которые упорно наклеивали другие “граждане”, и как из-за этого в разномыслящей уличной толпе возникали кровавые драки”.
Уже весной напуганный обыватель затосковал по старым порядкам: “Устройте порядок, душа исстрадалась. Армия ваша убивает и грабит своих, милиционеры ваши — убийцы и грабители. Дайте власть, пустите немца, и вся сволочь угомонится, тоска и мрак кругом, у меня нет партии, я хочу порядка”. Другие предлагали выбрать военного диктатора, а после июльских событий обыватель требует уже “обуздать демонстрантов выстрелами и побольше ранить и даже убить, сорную траву с поля вон... Без жертв мы не будем иметь покоя, а только отсрочку и воображаемый покой”.
Уже в марте 1917 г. начались самовольные захваты земли крестьянами. В Саранском уезде, например, крестьяне потребовали у помещицы расписку, что она отдает им всю свою землю — свыше 1500 десятин — “бесплатно и навсегда”, в обмен пообещали, что она будет иметь “до самой смерти право спокойно проживать в усадьбе”.
17 марта помещик из Уфимской губернии телеграфировал Временному правительству: “Имение мое разгромлено, хлебные, съестные запасы, семена, породистые лошади, скот, свиней, птиц, машины, орудия, все имущество разграбили, строения сожгли. Убытки громадные”.
В июле на заседании Главного земельного комитета делегат от Пензенской губернии доложил, что местные крестьяне на практике осуществляют принцип социализации земли, захватывая и нарезая землю в таком количестве, в каком могут самостоятельно ее обработать. Делегат от Полтавской губернии объявил, что крестьяне требуют социализации земли: “Для меня ясно, что для того, чтобы избежать захватов земельной собственности, правительству надо подготовить закон об аренде земли, о запрещении ее покупки и продажи и о сохранении лесов”.
Осенью крестьянское движение за землю только усилилось и крестьяне Временному правительству уже абсолютно не верили.
К экономическому и политическому кризисам добавлялись рост антивоенных настроений, особенно с лета, и развал армии и фронта. Красочную картину того, что происходило на фронте в течение 1917 г., рисует А. Деникин в “Очерках русской смуты”. Уже после Февраля резко снизилась дисциплина, создание солдатских комитетов, появление агитаторов различных партий, учреждение института комиссаров Временного правительства размывали единоначалие и порождали неразбериху. Особенно ухудшилось положение летом во время и после неудачного наступления. Солдаты отказывались выходить на позиции, с трудом можно было уговорить занять оборону, а в наступление шли уже тем более немногие. К тому же не хватало продовольствия, оружия, снаряжения. Можно не соглашаться с А. Деникиным в объяснении причин развала армии, но картина этого развала точная, и такая армия воевать не могла. В этих условиях антивоенная агитация большевиков падала на благодатную почву.
Рост антивоенных настроений виден и в письмах 1917 г., начиная с лета. Часто встречается всего лишь одна фраза: “Товарищи, нам надо во что бы то ни стало кончать войну”. Анонимный автор из Петрограда: “Ни к чему мне эта свобода, да будет она проклята с вами вместе, если мне приходится целую неделю обходиться без хлеба и голодному ложиться спать”. Солдат 318-го Черноярского стрелкового полка: “Если не будет в скором времени мира, какого бы то ни было, то лопнет вся ваша свобода”.
К осени настроение солдат становится еще более решительным и они уже не просят мира, а требуют, а иначе “дело дойдет до того, что солдаты бросят держать фронт и пойдут с оружием в руках на Петроград”. Солдат 3-го Кавказского корпуса: “Честно и справедливо вам говорим, что нет силы, и вперед мы не пойдем, а скорее оборотимся и пойдем с оружием на буржуазию, потому что они хотят последних нас погубить, чтобы им легче было бороться с оставшимися нашими женами и детьми”. Еще решительнее предупреждение из 5-й армии: “Если до конца октября не будет миру, то солдаты придут в Петроград и переколют все Временное правительство”.
А вот зарисовки Д. Рида с одного из митингов. Солдат говорит:
“Укажите мне, за что я сражаюсь. За Константинополь или за свободную Россию? За демократию или капиталистические захваты? Если мне докажут, что я защищаю революцию, то я пойду и буду драться, и меня не придется подгонять расстрелами”.
Но Временное правительство не могло ни того ни другого. Вот красноречивое свидетельство Экономического отдела ЦИК Советов от 7 сентября (большинство в нем — эсеры и меньшевики);
“Экономотдел ЦИК, ввиду угрожающего экономического положения страны, считает необходимым констатировать, что к проведению той экономической политики, которая намечена была в целях спасения страны Всероссийским съездом Советов Р. и С. Д. и объединенной демократией в Государственном Московском совещании, Правительство в общем и целом до сих пор не приступало, а в некоторых чрезвычайно существенных пунктах деятельность Правительства шла вразрез с намеченной революционной демократией платформой”.
А так оценивали положение в России в августе 1917 г. деятели того времени. А.Ф. Керенский: “А положение, граждане, очень тяжелое... Я хотел бы найти какие-то новые нечеловеческие слова, чтобы передать вам весь трепет, весь ужас, который охватывает каждого из нас, когда мы видим все до самого конца, видим во все стороны и понимаем, что опасность и там, и здесь”. Авксентьев (эсер, министр внутренних дел): “Мы можем охарактеризовать внутреннее положение России как положение развала, распыленности власти, распыленности воли, групповых устремлений, где часто царствуют частные интересы, которые... не ставят во главу угла общих интересов и которые полагают, что они преследуют действительные цели, когда на самом деле преследуют лишь мираж”'.
Н. Бердяев спустя 20 лет подводил итог деятельности Временного правительства: “Временное правительство возложило свои надежды на Учредительное собрание, идее которого было доктринерски предано, оно в атмосфере разложения, хаоса и анархии хотело из благородного чувства продолжать войну до победного конца, в то время как солдаты готовы были бежать с фронта и превратить войну национальную в войну социальную. Положение Временного правительства было настолько тяжелым и безысходным, что вряд ли можно его строго судить и обвинять. А.Ф. Керенский был лишь человеком революции ее первой стадии. Никогда в стихии революции, и особенно революции, созданной войной, не могут торжествовать люди умеренных, либеральных, гуманитарных принципов. Принципы демократии годны для мирной жизни, да и то не всегда, а не для революционной эпохи. В революционную эпоху побеждают люди крайних принципов, люди, склонные и способные к диктатуре. Только диктатура могла остановить процесс окончательного разложения и торжества хаоса и анархии;
Нужно было взбунтовавшимся массам дать лозунги, во имя которых эти массы согласились бы организоваться и дисциплинироваться, нужны были бы заражающие символы. В этот момент большевизм, давно подготовленный В.И. Лениным, оказался единственной силой, которая, с одной стороны, могла докончить разложение старого и, с другой стороны, организовать новое”.
И не удивительно, что в такой обстановке даже столь рьяный поборник европейской демократии и порядка, как П. Милюков, к лету 1917г. пришел к выводу, что “спасти Россию от анархии может лишь военная диктатура”.
И это были не только слова. В течение июля и августа кадеты вместе с контрреволюционными военными готовили военный переворот, избрав на роль военного диктатора генерала Л.Г. Корнилова.
Но не только кадеты и правые видели слабость Временного правительства, рост анархии в стране и готовились к наведению порядка. Другой реальной силой стали большевики, опиравшиеся на рабочих, крестьян и солдат. ЦК большевиков получал массу сообщений от местных партийных комитетов о том, что усталость, отчаяние масс и намечавшийся на этой почве уклон к анархизму, проявляющийся “в дикой злобе, которая в каждую минуту может вызвать неслыханно дикие выступления”, что в провинции народ “бурлит”, что ему уже “невтерпеж”, что “масса левеет по-анархистски”. А саратовские большевики прямо предостерегали: “Если мы не хотим, чтобы поднялось стихийное движение, обреченное, быть может, на неудачу, мы должны стать во главе его”.
Не случайны предостережения В.И. Ленина об опасности разгула анархических страстей. Он отмечал “сосредоточенно-отчаянное настроение широких масс, которые чувствуют, что полумерами ничего теперь спасти нельзя, что “повлиять” никак не повлияешь, что голодные “разнесут все, размозжат все даже по-анархически”, если не сумеют руководить ими в решительном бое большевики”.
И не случайно специальный раздел главы посвящен описанию экономического и финансового положения и продовольственного кризиса в России накануне и в 1917 г., ибо не желания, программы политических деятелей и партий, а “ход событий, — говорил В.И. Ленин, — разруха жизни, голод — вот что двигает революцию”. Ход событий 1917 г., холод и голод, разочарование в правительстве привели к тому, что, как предупреждал В.И. Ленин, “волна настоящей анархии может стать сильнее, чем лш”.
И в подтверждение этих слов В.И. Ленина несколько свидетельств о положении в стране из газеты “Известия” октября 1917 г., газеты, которая была тогда меньшевистской. 1 октября 1917 г.: “Все расклеивается, все идет под гору: падает снабжение, падает производство, ничего нельзя достать ни за какие деньги. Рабочие чувствуют, что почва колеблется под ними”. 5 октября в передовой статье утверждалось: “Мы видим резкое полевение масс, которое товарищи большевики хотят собрать в свои житницы”. Народ выступает “за устранение основных источников нашего бедствия:
1) войны, 2) экономической разрухи и 3) временного порядка управления, которое никогда не приобретет и по существу не может иметь авторитета власти народной и сильной”. 14 октября, передовая статья “На волоске”: “Неприятельские войска задерживаются в своем наступлении разве только погодой и собственной неспособностью к большим переходам”. “Анархия и погромы возрастают и грозят перейти в невиданное еще в истории господство прямых разбойников — состояние, которому не придумано еще имени” “России грозит государственный распад”. “Учредительное собрание, на которое возлагалось столько надежд, срывается самим населением, относящимся к этому огромной важности делу с очевидным равнодушием”. “У нас все находится на волоске от смерти: на волоске висит продовольствие, транспорт, финансы, промышленность, армия, флот, Петроград: Временное правительство и Учредительное собрание — все решительно”. Передовая статья от 3 октября называлась “Волна погромов”, в ней подводился итог многих публикаций: “Ежедневно газетные листы приносят длинную вереницу известий о погромах. Громят в городах и деревнях. Громят лавки и помещичьи амбары. Жгут, грабят и насилуют. Эти безобразные погромы возникают на почве неудовлетворенности народных масс своим положением; не пришел мир так скоро, как его ждали; не стал дешевле хлеб; по-прежнему нет одежды, обуви, земледельческих орудий”.
И В.И. Ленин так определял историческую альтернативу осенью 1917 г.: “...Выхода нет, объективно нет, не может быть, кроме диктатуры корниловцев или диктатуры пролетариата...”.