XIII—XV века в русской истории отмечены двумя основными явлениями, или процессами. Первое — это монголо-татарское нашествие, установление иноземного господства и борьба с ним. Второе — борьба за преодоление феодальной раздробленности, за объединение русских земель, которая закончилась на рубеже XV—XVI вв. образованием единого государства с центром в Москве. Эти два процесса — борьба за освобождение от ига и за создание единого Русского государства — тесно переплетались между собой: борьба за освобождение требовала объединения усилий всех русских земель и приводила к необходимости создания единого государства. Но формирование единого государства определялось не только внешними, но и внутренними причинами.
Российские ученые — историки и юристы много исследовали вопрос о монголо-татарском иге. Еще до 1917 г. одни из них (отчасти уже Н.М. Карамзин, а в основном Н.И. Костомаров и В.В. Монтович, а также Н.П. Загоскин, В.И. Сергеевич) находили, что монголы оказали большое влияние на развитие государства Московского, которое сложилось под влиянием монгольской государственности. Другие же — и таких было большинство (С.М. Соловьев, В.О. Ключевский, С.Ф. Платонов, М.Н. Покровский и др.) — считали, что монголо-татарское иго не произвело глубоких социальных переворотов в жизни Русского государства. Оно ускорило одни процессы, несколько задержало другие и т.д. Но процессы эти начались без влияния монголо-татарского нашествия и продолжались независимо от его влияния. Монголо-татарское нашествие и его влияние были лишь одним из факторов в исторических процессах, и притом фактором не главным.
Л.Н. Гумилев выступил с идеей отрицания существование ига и утверждал, что существовал взаимовыгодный союз русских и монголо-татар. Эта гипотеза Л.Н. Гумилева изложена в предыдущей главе, но спорность ее положений и актуальность некоторых моментов требуют критического анализа.
Л.Н. Гумилев утверждал, что монголы даже не собирались воевать с князьями Северо-Восточной Руси, которые не участвовали в битве на Калке. Главной целью монголов, по его мнению, были половцы, которые активно воевали с монголами, поддерживали враждебные монголам финно-угорские племена и были столь же мобильными и маневренными, как монголы, и могли угрожать самому существованию державы Чингисхана. И здесь уже заметна первая неувязка — если с половцами вполне справлялись даже разобщенные русские князья, то насколько серьезную угрозу могли представлять они для самой сильной армии того времени?
К Рязани же, по мнению Л.Н. Гумилева, Батый пошел для того, чтобы всего лишь получить лошадей и продовольствие (летописи говорят о требовании уплаты десятой части всех доходов, что не одно и то же), и только отказ рязанцев привел к войне. Л.Н. Гумилев считал, что поход Батыя на Русь был всего лишь гигантским кочевническим набегом, так как татары не оставили постоянных гарнизонов, ограничились разрушением только тех городов, которые попались на пути, в течение 20 лет после Батыя не собирали дани.
Главной опасностью для русской государственности и русской культуры, с точки зрения Л.Н. Гумилева, в это время была католическая экспансия Запада. В статье, опубликованной в журнале “Огонек”, Л.Н. Гумилев писал, что в “XI веке европейское рыцарство и буржуазия под знаменем римской церкви начали первую колониальную экспансию — крестовые походы”. И хотя самые мощные крестовые походы были направлены на Ближний Восток, на завоевание Иерусалима, и именно там в XI—XII вв. крестоносцы на время создают свои государства и даже на несколько десятилетий завоевывают Константинополь и образуют Латинскую империю на месте Византии, главным направлением католической агрессии, по мнению Л.Н. Гумилева, была Русь. Наступление шло из Прибалтики, “она являлась плацдармом для всего европейского рыцарства и богатого Ганзейского союза северонемецких городов. Силы агрессоров были неисчерпаемы... Защита самостоятельности государственной, идеологической, бытовой и даже творческой означала войну с агрессией Запада...” И хотя Александр Невский с небольшими силами разгромил в 1240 г. шведов, а в 1242 г. — немецких рыцарей в Ледовом побоище, тем не менее “Русь совершенно реально могла превратиться в колонию, зависимую территорию Западной Европы.., наши предки в Великороссии могли оказаться в положении угнетенной этнической массы без духовных вождей, подобно украинцам и белорусам в Польше. Вполне могли, один шаг оставался”.
Выход нашел Александр Невский в союзе с монголами. Как “человек умный и тонкий, сведущий и образованный, он осознал масштабы католической угрозы и сумел этой угрозе противопоставить союз Руси и монголов. В самом деле, территориальная близость Западной Европы позволяла крестоносцам в перспективе захватить не только Новгород и Псков, но и Смоленск, и Ярославль, и столицу тогдашней России — Владимир, и Переяславль — родину Александра. Договориться с европейцами, в отличие от монголов, было нельзя. Они принимали любые услуги, но не соблюдали никаких условий мирных договоров. Допустим, русские подчинились бы Ливонскому ордену или Священной Римской империи германской нации. Это означало, что православные священники были бы обязаны принять унию, то есть отказаться от святоотеческой православной традиции и признать главенство Рима. Русские дружины стали бы вспомогательными отрядами немецких феодалов. Русских крестьян немецкие бароны эксплуатировали бы точно так же, как прибалтов, и любые попытки покоренных русичей защитить свое достоинство кончились бы истреблением всех, включая младенцев, стариков и беременных женщин. Об обращении немцев с побежденными Александр Ярославович знал слишком хорошо. И поэтому нет ничего удивительного в том, что он предпочел союз с Батыем подчинению Западной Европе”.
Нарисована страшная картина, хотя, как мы знаем, крестоносцы за несколько столетий не смогли со своими “неисчислимыми силами” захватить даже Псков, который часто оставался без поддержки не только монголов, но и других русских земель, а до низовьев Волги, ставки золотоордынских ханов, было куда как ближе, чем до раздираемой в XIII—XV вв. усобицами и войнами Западной Европы. В то же время украинцы и белорусы сохранили православную веру, культуру и язык не хуже, а то и лучше, чем великороссы.
Сам Л.Н. Гумилев приводит только несколько случаев помощи монголов. Вот один из них. В 1252 г. родной брат Александра Невского Андреи объявил о готовности принять союз со шведами, ливонцами, поляками для избавления от монголов. Монголы узнали об этом, скорее всего, от самого Александра. Батый, выполняя “союзнические обязательства”, послал на Русь полководца Неврюя, который разбил Андрея и выгнал его из Русской земли. Неврюева рать нанесла Руси ущерб больший, чем поход Батыя, по словам самого Л.Н. Гумилева.
Но при чем здесь защита от католической агрессии? Монголы разбили непокорного русского князя и еще раз разграбили Русь — только и всего. Русские князья бесчисленное количество раз использовали половцев и других кочевников в своих внутренних усобицах. Множество раз прибегали они потом к помощи монголов для достижения своих корыстных целей в борьбе за княжения, власть и богатство, и возможная агрессия Запада здесь ни при чем. Другой случай произошел уже после смерти Александра Невского в 1268 г., когда новгородцы пошли на датскую крепость Раковор. По дороге на них напали немцы, и произошла “жуткая сеча” — Раковорская битва, которую выиграли новгородцы. В ответ немцы призвали огромное количество воинов и рыцарей, чтобы захватить Новгород, но появление монгольского отряда в 500 всадников спасло Новгород, так как немцы сразу же замирились, даже не зная размеров этого отряда. Точно так же в 70-е годы XIII в. только быстрый союз Смоленска с Ордой спас его от захвата литовцами.
Как же складывались отношения между Русью и монголами в действительности?
Л.Н. Гумилев явно преуменьшает ущерб, понесенный русскими городами и селами от Батыева похода-“набега”, и недооценивает тяжести ордынского “выхода” — дани. Население захваченных городов частично было перебито, частично уведено в плен, причем в плен забирались не феодалы, не духовенство, а преимущественно мастера и ремесленники. Итальянский путешественник Плано Карпини рассказывает о русском золотых дел мастере Козьме, изготовившем в Каракоруме ханский трон из слоновой кости, украсившем его золотом и драгоценными камнями, вырезавшем также печать для хана Гуюка, а другой путешественник — о работах в Каракоруме русского мастера-строителя.
В волжских городах, подвластных Золотой Орде, появились целые кварталы русских ремесленников. По утверждению Б.А.Рыбакова, по “целому ряду производств мы можем проследить падение или даже полное забвение сложной техники, огрубление и опрощение ремесленной промышленности во второй половине XIII в. После монгольского завоевания исчез ряд технических приемов, знакомых Киевской Руси; в археологическом инвентаре исчезло много предметов, обычных для предшествующей эпохи”. Так, исчезли шиферные пряслица и сердоликовые бусы, стеклянные браслеты и амфоры-корчаги. Было утрачено искусство тончайшей перегородчатой эмали, пропала полихромная строительная керамика, полтораста лет не было специалистов по филиграни и тиснению металла, надолго замирает каменное строительство.
Губительные последствия иноземного вторжения сказались не только на технике ремесла, но и на экономике. Зарождавшаяся в XII—XIII вв. связь городов (в частности, Новгорода) с далекой окраиной, а следовательно, и организация массового производства в городах — были уничтожены татарами почти повсеместно. Начавшийся в XII в. одновременно и на Западе и на Востоке процесс роста городов и выхода городского ремесла на более широкий рынок со времени монгольского завоевания продолжался только на Западе, а на Руси он прекратился.
Если к этому добавить вызванный монголо-татарским господством отрыв большинства русских городов от мировых торговых путей (как раз в эпоху, когда в страны Западной Европы стали поступать золото и драгоценности из только что открытых заморских стран), систематическое ограбление возрождавшихся русских городов для уплаты тяжелой дани Орде, быстрый рост феодального землевладения, то станет ясной причина заметного ослабления русских городов в XIII—XV вв. по сравнению с городами некоторых стран Западной Европы. А ослабление городов вело к задержке формирования буржуазных отношений.
В целом из существовавших около середины 30-х годов XIII в. 28 городов северо-восточной Руси (без Рязанского и юго-западных княжеств) 17 наиболее древних и крупных были опустошены в результате Батыева нашествия. В XIV в. наблюдается рост числа городов: к концу века их было не менее 50, в два с лишним раза больше, чем накануне монголо-татарского завоевания. Но новые города строились или как пограничные крепости, или как феодальные замки в центре заселенных земель для удобства сбора феодальной ренты и лишь позднее обрастали ремесленным и торговым посадом, да и то далеко не все.Невозможно дать количественную характеристику урона, нанесенного монголо-татарским нашествием сельскому хозяйству, но, безусловно, он огромен. Летописи сообщают об уничтожении, ограблении, уводе в плен населения, сожжении сел. О страшном запустении разоренных завоевателями сел свидетельствуют и другие памятники письменности, а ведь в течение всего этого времени были многочисленные набеги, от которых страдало в первую очередь сельское население. А еще были многочисленные платежи и повинности в пользу Орды. На Руси монголы действительно не создали постоянной администрации, ограничившись периодической посылкой баскаков — сборщиков дани. Баскаки всегда являлись с военным отрядом, который не стеснялся грабить города и села, что приводило к восстаниям, как, например, в Ростове в 1262, 1289 и 1320 гг., в Твери в 1327 г., в Новгороде в 1257 г. против переписи и т.д. Кстати, в конце 1250-х годов монголами была проведена перепись русского населения и послано было с этой целью не несколько мусульман-“бесермен”, которые якобы все были перебиты, как пишет Л.Н. Гумилев. В 1257 г. в Новгороде действительно попытка переписи окончилась неудачей, но спустя два года с помощью Александра Невского она все же была проведена.
Активно использовали татаро-монголы русских воинов в качестве вспомогательного войска, русские отряды на монгольской службе отмечаются даже в Китае.
Целью “союза” Александра Невского с монголами было не получение помощи против немцев и литовцев, а желание если не избавиться от наездов монгольских баскаков и набегов царевичей, то хотя бы свести их к минимуму. По-настоящему это удалось только Ивану Калите, который добился права самому собирать ордынскую дань, и все летописцы отметили наступление спокойствия в русских землях после этого на некоторое время. Тогда, а не во второй половине XIII в., когда насчитывается 14 больших монгольских набегов, были частые появления баскаков и пр.
О страхе, который испытывали русские люди перед татарами, сообщают многие произведения древнерусской письменности. Именно страх был основой всей системы чужеземного владычества над Русью. Неизвестный книжник конца XIII в., описывая зверства татарского баскака в Липецком и Воргольском княжествах, не удержался от восклицания: “И бяше видети дело стыдко велми страшно, и хлеб в уста не идет от страха”. Случалось, что, услышав о приближении татарской “рати”, горожане в панике разбегались кто куда, бросая на произвол судьбы дома, имущество, скот. Так было, например, в 1322 г., когда к Ростову направилась рать ордынского “посла” Ахмыла. “И прииде Ахмыл на Рускую землю, и пожже град Ярославль и поиде к Ростову с всею силою своею, и устрашися его вся земля, и бежаши князи ростовъстии, и владыка побеже Прохор”, — рассказывает старинное ростовское сказание.
Этот слепой, непреодолимый страх перед татарином еще долго оставался в сознании русских людей. Его внезапные приступы случались даже в начале XV в. Во время нашествия на Русь ордынского правителя Едигея в 1408 г., по свидетельству летописца, “да еще явится где один татарин, то мнози наши не смеяхуть противитися ему; аще ли два или три, то мнози руси жены и дети мечуще, на бег обращахуся”.
Таким образом, получается, что Л.Н. Гумилев пугает тем, что татары делали на Руси, будучи “союзниками”, но в исполнении западных католиков. Не слишком ли велика цена за такой “союз” была уплачена русским народом? Этот страх великий, поселившийся в душах русских людей на долгие десятилетия, показывает, сколь жестокими и беспощадными были завоеватели с Востока, не жалевшие ни женщин, ни детей, ни стариков.
Что касается помощи монголов против католических немецких орденов, Польши и Литвы (которая была в период расцвета наполовину языческая, наполовину — православная, католичество там начинает усиливаться только в XV в. и особенно в его конце), то она была незначительной. По крайней мере, ордынцы не помешали Польше и Литве захватить все западные русские земли. Границы Великого княжества Литовского в XV в. вплотную приблизились к Москве, они проходили в верховьях Оки, Можайск был пограничным городом. И если в войнах с Литвой и другими врагами и участвовали татарские войска, то в XIV—XV вв. это была не помощь ордынского хана, а конница татарских царевичей и других феодалов, перешедших на русскую службу и воевавших с врагами Руси, в том числе и против своих соплеменников.
Да, татары не создали постоянной администрации на Руси. Как правило, выдавали ярлыки на великое княжение согласно принципам престолонаследия на Руси, но за эти ярлыки надо было платить и платить много. Достаточно вспомнить страшное разорение Ростова, учиненное Иваном Калитой ради уплаты ордынского “выхода”.
Борьба с Литвой за русские земли по-настоящему разворачивается только с конца XV в., после окончательного освобождения от татарского господства.
Наряду с другими внутренними и внешними причинами татарское воздействие было одним из косвенных факторов образования единодержавия на Руси. И уже современники не усматривали здесь прямого монгольского влияния или внутренней связи. Когда внутренний процесс образования единодержавия принял определенные формы, созрел, то идеологическое обоснование его искали и находили не на Востоке, не в рухнувшей власти монгольского хана, а внутри, в русской старине, в идеалах Владимира Мономаха, Всеволода III Большое Гнездо и Александра Невского, а также на Западе, в исчезнувшей Византийской империи.