Каковы были возможности установления той или иной диктатуры летом — осенью 1917 г.? Установление военной диктатуры все же было маловероятно. К осени 1917 г. генералы оказались, по существу, без войска, армия окончательно развалилась, солдаты не хотели воевать с немцами, еще меньше было возможностей заставить их силой или обманом идти против рабочих и крестьян. Это показал и корниловский мятеж, подавленный в короткий срок почти без боев, в основном с помощью разъяснения солдатам целей их движения на Петроград. Единственная сила, на которую в это время еще могла опереться военная контрреволюция, были казаки, но и они были ненадежны. Большие надежды реакционные круги буржуазии возлагали на немцев, но внутреннее и военное положение Германии было столь сложным, что ей было не до русской революции. Германия была заинтересована прежде всего в выводе России из войны, а этому как раз и способствовало развитие революции. Страны Антанты в тот момент также были лишены возможности прямо, вооруженной силой, вмешаться в дела России.
Другой альтернативой разгулу хаоса и анархии было установление рабоче-крестьянской власти во главе с политической партией, способной организовать эту власть и успокоить страну. Диктатура, и причем жесткая, железная диктатура, была неизбежна и необходима — только железной рукой можно было навести хотя бы минимальный порядок, заставить солдат вернуться в казармы, рабочих — начать вновь работать и т.д. Это понимали все — кадеты, генералы, Керенский, создавший Директорию и потребовавший чрезвычайных полномочий в октябре, и большевики.
Был еще один вариант событий — объединение большевиков, меньшевиков и эсеров и взятие власти через Советы или какую-то другую форму власти. Такой союз имел бы под собой мощную социальную базу, так как рабочие, крестьяне и солдаты в 1917 г. большей частью не разделяли идеи социалистических партии, а поддерживали всех, входивших в состав Советов. Так, уже в марте-апреле 1917 г. на 94 крупнейших заводах Петрограда с 356 тыс. рабочих политические предпочтения распределялись следующим образом: 14,6% поддерживали большевиков, 10,2% — меньшевиков и эсеров, 69,5% не определили своего отношения к партиям но рассматривали все партии Петросовета как социалистические и не видели особой разницы между ними, 5,7% не определили своей партийной позиции. После корниловского мятежа было принято множество резолюций солдатами, матросами и рабочими Петрограда в пользу правительства, объединяющего все социалистические партии.
Интересные данные дает анализ состава II съезда Советов и результатов анкеты, которую заполняли делегаты. Согласно предварительному докладу мандатной комиссии, 300 из 670 делегатов, прибывших на съезд, были большевиками, 193 — эсерами (из них более половины — левые), 68 — меньшевиками, 14 — меньшевиками-интернационалистами, а остальные или принадлежали к мелким партиям, или были беспартийными.
Анализ анкет показывает, что подавляющее большинство делегатов (505) поддерживали лозунг “Вся власть Советам”, т.е. выступали за создание Советского правительства, которое должно было отражать партийный состав на съезде: 86 делегатов поддерживали лозунг “Вся власть демократии”, т.е. выступали за создание однородного демократического правительства с участием представителей крестьянских Советов, профсоюзов, кооперативов и т.д.; 21 делегат выступал за коалиционное демократическое правительство с участием представителей некоторых имущих классов, но не кадетов, и лишь 55 делегатов (меньше 10%) поддерживали старую политику коалиции с кадетами.
Рабочих, крестьян и солдат (несмотря на различия в долгосрочных интересах) в 1917 г. объединяло одно — стремление к достижению мира, переделу земли и преодолению разрухи. И чем дальше, тем больше массы отказывали в доверии Временному правительству и поддерживали Советы как органы власти, способные решить эти проблемы. Поэтому большевики, особенно с приездом В.И. Ленина, сделали ставку на переход власти к Советам и неизменно добивались этого, используя сначала мирные средства, а затем и вооруженное восстание. Среди большевиков были и сторонники более тесного сотрудничества с меньшевиками и эсерами.
Как известно, 2 сентября 1917 г. Петросовет принял большевистскую резолюцию о власти, ознаменовавшую переход этого Совета на сторону большевиков. Эта резолюция была написана лично Л.Б. Каменевым и одобрена ЦК и членами фракции большевиков в ЦИК и Петроградском Совете. Она была умеренной по тону и содержанию и предполагала немедленное проведение неотложных реформ в политической, социальной и аграрной сферах. Упор в резолюции был сделан на революционную власть, а не на диктатуру пролетариата и беднейшего крестьянства. Предложив резолюцию, Каменев призвал к сохранению единого революционного фронта, который возник в ходе борьбы против Корнилова.
Программные требования этой резолюции вполне совпадали с Декларацией принципов меньшевиков и эсеров, опубликованной еще в июле. Казалось бы, имелись все возможности для взятия Советами власти в свои руки и создания союза большевиков, меньшевиков и эсеров. Но все вышло иначе.
2 сентября ЦИК и ИВСКД (Исполнительный Всероссийский Совет крестьянских депутатов) большинством голосов высказались за скорейший созыв Демократического совещания и поддержали Директорию, новое правительство, созданное Керенским без согласования с Советами. Исторический шанс был упущен.
Американский историк А. Рабинович объясняет поведение меньшевиков и эсеров тем, что поддержка предложенного большевиками курса потребовала бы от меньшевиков и эсеров отречения от прежней политики, отказа от идеи создания демократического правительства, представляющего все классы, означала бы готовность учредить новый политический строй и взять на себя всю ответственность за сохранение правопорядка, руководство экономикой, обеспечение необходимым продовольствием, топливом и услугами, за выполнение требований масс, касавшихся немедленных социальных реформ и прекращения войны. И все это при противодействии со стороны либеральных политиков, буржуазии и генералов.
Главную причину отказа эсеров и меньшевиков от власти без союза с кадетами один из лидеров эсеров В. Чернов видел в боязни ответственности вождей этих партий.
Другими словами, за большевиками, меньшевиками и эсерами стояли разные общественные силы с разными интересами, которые оказались для них важнее, чем общие, коренные интересы народа и государства, или отождествляли свои частные интересы с общенародными. Никто в 1917 г. не смог подняться над своими сиюминутными интересами в пользу общих. Многие проявили себя более или менее сильными политиками, борющимися за власть, но явно не хватало государственных деятелей, государственной мудрости. Поэтому и на II съезде Советов предложение Ю.0. Мартова о начале переговоров с целью создания единого социалистического правительства, поначалу поддержанное почти всеми, включая большевиков, не было реализовано.
Полагаем, нет необходимости освещать подготовку и проведение большевиками вооруженного восстания: об этом написано достаточно много и подробно, в том числе и о разногласиях среди большевиков осенью 1917г. Но как оценить приход большевиков к власти, какое значение это имело для судеб России и самой партии большевиков?
Итак, оценить приход большевиков к власти однозначно невозможно, тем более что в разное время, в разных условиях ближайшие и конечные цели большевиков, методы их достижения, формы осуществления власти менялись; менялись и сами большевики. Опираясь на поддержку большинства рабочих и крестьян, большевики смогли овладеть положением, предотвратить разгул анархии и хаоса в 1917 г. и установление кровавой контрреволюционной диктатуры, которая попыталась бы реставрировать прежнюю монархию.
То, что произошло потом, примерно с весны-лета 1918 г.: гражданская война, дальнейшая разруха, гибель миллионов — это уже другая тема. Конечно, вина большевиков в развязывании гражданской войны, ее столь остром и жестоком характере велика, но не только они виноваты в этом. Старое сопротивлялось и сопротивлялось не на жизнь, а на смерть. Разве не менее виновны меньшевики и эсеры, по сути, первые поднявшие знамя гражданской воины, попытавшиеся защищать Учредительное собрание, его идею, уже обанкротившуюся, с оружием в руках и давшие возможность за своей спиной собраться другим контрреволюционным силам, которые и толкнули большевиков на более крайние меры, чем они сами того хотели? Разве не долгом меньшевиков и эсеров было остаться на II съезде Советов, войти в состав ЦИК и бороться с крайностями большевиков? Многие меньшевики и эсеры признавали потом ошибочность своих действий. Так, меньшевик Н. Суханов писал: “Мы ушли неизвестно куда и зачем, разорвав с Советом, смешав себя с элементами контрреволюции, дискредитировав и унизив себя в глазах масс, подорвав все будущее своей организации и своих принципов. Этого мало: мы ушли, совершенно развязав руки большевикам, сделав их полными господами всего положения, уступив им целиком всю арену революции”.
Вплоть до Октября и сразу после него большевики нигде и никогда не ставили, по крайней мере открыто, своей задачей установление однопартийной власти, в этом их нельзя упрекнуть. И на II съезде Советов и после него большевики предлагали сотрудничество и отдали ряд постов в Совнаркоме левым эсерам, а ВЦИК был многопартийным до начала гражданской войны. Все это было, и не надо об этом забывать. И после Октября среди большевиков остались сторонники сотрудничества с умеренными социалистами, что нашло отражение в первом кризисе Советского правительства и конфликте с Викжелем (Всероссийским исполкомом железнодорожного профсоюза).
29 октября 1917 г. Викжель потребовал “создать новое правительство, которое пользовалось бы доверием всей демократии и обладало бы моральной силой удержать эту власть в своих руках до созыва Учредительного собрания”. Предлагалось создать такое однородное правительство, т.е. с участием всех социалистических партий от большевиков до народных социалистов, путем мирного соглашения, а не силой оружия.
В случае отказа от ультиматума Викжель угрожал начать забастовку в ночь с 29 на 30 октября.
В тот же день ЦК большевиков обсудил ультиматум и принял резолюцию, из которой следует, что большевики не возражали против вхождения в правительство представителей других советских партий (но это они и сами предлагали раньше), но теперь только на условиях согласия с решениями II съезда Советов и формирования правительства ВЦИКом, избранным этим съездом, что вполне естественно. Кто, взяв власть в свои руки, добровольно ее отдаст, тем более тому, кто эту власть только что потерял?
Однако меньшевики и эсеры добивались образования коалиционного социалистического правительства, ответственного не перед ВЦИКом, а перед “широкими кругами революционной демократии”, немедленного разоружения большевистских отрядов, вывода из правительства Ленина и Троцкого. Но какие основания были у них для выдвижения этих условий? Троцкий вполне резонно заявил на заседании ЦК РСДРП(б) 1 ноября, что “ясно только, как партии, в восстании участия не принимавшие, хотят вырвать власть утех, кто их сверг. Незачем было устраивать восстание, если мы не получим большинства... ясно, что они не захотят нашей программы. Мы должны иметь 75% (имеется в виду количество мест в правительстве и во ВЦИКе)”.
Удовлетворение требовании меньшевиков и эсеров означало отказ от решений II съезда Советов и возвращение к старой, обанкротившейся политике Временного правительства, неминуемый крах нового правительства. Отказ меньшевиков и эсеров от сотрудничества на платформе Декретов о земле и о мире сделал обреченным и Учредительное собрание.
Конечно, сохранение однопартийного большевистского правительства в пестрой по социально-классовому составу России было чревато тяжелыми последствиями и для России, и для большевиков. И это понимали хорошо если не все, то многие большевики. Группа большевиков после неудачи соглашения с умеренными социалистами вышла из Совнаркома и ВЦИКа. 4 ноября они сделали следующее заявление: “Мы стоим на точке зрения необходимости образования социалистического правительства из всех советских партий. Мы считаем, что только образование такого правительства дало бы возможность закрепить плоды героической борьбы рабочего класса и революционной армии в октябрьско-ноябрьские дни.
Мы полагаем, что вне этого есть только один путь: сохранение чисто большевистского правительства средствами политического террора. На этот путь вступил Совет Народных Комиссаров. Мы на него не можем и не хотим вступать. Мы видим, что это ведет к отстранению массовых пролетарских организаций от руководства политической жизнью, к установлению безответственного режима и к разгрому революции и страны. Нести ответственность за эту политику мы не можем и поэтому слагаем с себя пред ЦИК звание народных комиссаров”.